Алексей Бородкин - Бегство

Мальчик не пошевелился, только выражение глаз изменилось: в них появилась просьба.

– Хвала небесам! – "Боров" перекатился со спины на живот, придерживаясь за стену, взобрался на стул. – Он не дьявол… это можно считать удачей! Хе-хе! Не выгоняй мальца, Хелма. Пусть погреется… пока я приду в себя. Через пару минут я встану и вышвырну его сам. – Тавернщик захихикал. – Ну и напугал же ты меня, паскудник! Я едва не напрудил в штаны!

Пинуччо перекрестил лоб (этот жест показался уместным) и сказал, что хочет остаться здесь жить.

– Что-то? – переспросила фрау Хелма.

– Я хочу остаться у вас, – повторил Пинуччо.

– Жить? – удивилась Хелма. – У нас? – Она посмотрела на мальчика с чуть большим интересом. – А что ты умеешь делать? Попрошайничать? Воровать?

– Он хилый сопляк! – неожиданно-твёрдым голосом заявил "боров". – Нам такой не нужен. Сейчас я его вышвырну.

Хозяин попытался встать, однако колени не подчинились, и он опять плюхнулся на табуретку.

– Хм… – какая-то мысль пришла ему в голову. – Пускай переночует, Хелма. А утром я отведу его к аптекарю и продам за… за сколько получится. Аптекарь давно меня просил об одолжении, ему нужен доброволец, чтобы опробовать новые порошки.

Фрау Хелма улыбнулась, обнажив крепкие острые зубы, и муж продолжил, заискивающим тоном. Сказал, что смерть юнца "в случае чего" будет быстрой и безболезненной.

– Притом, учти, – хозяин обратился к Пинуччо, – похоронят тебя за счёт аптекаря. А это большая щедрость с его стороны.

Хозяин дотянулся до кочерги и, опираясь на неё, как на трость, переполз в кресло перед камином.

– Я могу размять вам ступни, герр! – подал голос Пинуччо.

– Что? – не понял тавернщик. – Зачем это?

– Это любимая процедура сирийских шахов, герр. Я умею разминать очень хорошо. Меня учил оте… у меня был хороший учитель.

Хозяин развеселился.

– Валяй!

– Гюнтер! Прекрати! – всплеснула руками фрау Хелма. – Что ты себе позволяешь? Прекрати немедленно!

– А что такого, Хелма? Он сам предлагает. Я хочу попробовать, только и всего! Как тебя зовут, мальчик?

– Пинуччо.

Герр Гюнтер зашелся смехом:

– Это имя для поросёнка! Ха-ха! Тебе нужно придумать что-то более человеческое, например Парзифаль! Хотя… какой из тебя Парзифаль… Давай уже, шевелись, бездельник, отрабатывай ночлег.

Мальчик подошел, стянул с Гюнтера сапоги. Потёр друг о друга ладони, чтобы согреть их, затем осторожно взялся за левую ногу мужчины. Надавил большими пальцами на подъём, провёл вдоль ступни. Герр Гюнтер хрюкнул от удовольствия.

…Не прошло и пяти минут, как мужчина захрапел.

– Оставь его, – велела фрау Хелма. – Можешь остаться на ночь. Утром я решу, что с тобой делать.

***

На заднем дворе, между хлевом и ригой, притулившись стеной к конюшне, стояла маленькая гута (сарайчик). Когда-то хозяева собирались оснастить ригу молотилкой, сделали для этого пристройку, но, очевидно, так и не собрались. Теперь гута стояла заваленная мусором: плетёными корзинами, дырявыми бурдюками и сломанными черенками от лопат – руки фрау Хелмы не доходили до этого заброшенного уголка хозяйства.

– Жить будешь здесь, – сказал герр Гюнтер. – Здесь тебе будет уютно.

Он обвёл мутным взглядом помещение и громко икнул. Воздух наполнился "ароматами" вчерашнего перепоя и чем-то кислым, уже сегодняшним.

– Сдвинь этот хлам, – он толкнул сапогом ящик, – куда-нибудь… Но ничего не выкидывай! Сена можешь взять сколько угодно… если захочешь.

Хозяин вздохнул и пожаловался, что голова трещит, как молочница в базарный день.

– Прямо молот колотит в затылок: "бум-бум-бум!" Ты это… похмелье лечить не умеешь?

Пинуччо отрицательно покачал головой. Герр Гюнтер развернулся и пошел в таверну, пошатываясь и хватая ртом воздух. Под ноги ему попался слепой цыплёнок – он беспорядочно метался по двору, ударяясь о предметы и падая каждое мгновение.

– Пшел прочь! – Герр Гюнтер пнул цыплёнка так сильно, что тот отлетел к дверям гуты.

Пинуччо поднял беднягу, погладил. Худой, измождённый – хозяйка перестала кормить его за ненадобностью. Удивительно, за что цеплялась в нём жизнь?

Из жалости мальчик хотел свернуть цыплёнку шею, но передумал. Когда Пинуччо устроил своё жилище, он привязал птицу за лапку в дальнем углу сарая. Так чтобы цыплёнок мог гулять, не спотыкаясь ежеминутно, но его не было видно от двери (Пинуччо опасался гнева хозяйки).

"Надо бы дать ему имя", – подумал.

За пищу и приют Пинуччо убирал двор, чистил коня и таскал воду. Если с посетителем таверны случалась неприятность, и его выворачивало, прежде чем Гюнтер выставлял пьянчугу за дверь, убирать вызывали мальчика. А ещё он каждый вечер разминал хозяину ступни.