Виктор Капитанчук - Мир как икона Божия

Впоследствии пути наши очень разошлись, между нами возникли большие разногласия. Но тогда… Тогда все мы были с благословения о. Александра учениками Феликса Карелина.

На наших занятиях мы изучали в основном Священное Писание, попутно касаясь многих основных догматических и экклезиологических вопросов. Феликс обладал феноменальной памятью и поражал нас своей эрудицией. Он старался быть строго церковным, богословствовать «по отцам» и избегать всяческого либерализма и модернизма в церковных вопросах. В этом, в частности, как я уже говорил, было его отличие от о. Александра Меня. Так, например, если Мень по отношению к религиозным мыслителям «серебряного века» говорил: «Это наши учителя», то Феликс относился к ним очень критически, показывая имеющиеся у них расхождения с церковным учением. Это несколько охладило мою эйфорию от знакомства с религиозной философией начала века. Некоторое время Феликс Карелин жил в Ташкенте и был, как я уже писал, духовным сыном архимандрита Бориса (Холчева), знавшего св. Нектария Оптинского и св. Алексия Мечёва и бывшего их духовным сыном и учеником. Феликс много рассказывал об о. Борисе, ссылался на него, на его высказывания как образец подлинной церковности. В какой-то мере Феликс был звеном в цепочке, связывающей нас с церковной традицией, с памятью о живой святости в Русской Церкви. Кроме того, его работа алтарником дала ему знание практической, повседневной и даже бытовой церковной традиции, что было очень ценно для нас, только пришедших в Церковь.

Да, Феликс был яркой личностью, и некоторые были склонны его переоценивать, может быть, видеть в нём нечто большее, чем следовало бы. Тем сильнее было потом отталкивание от него, когда он споткнулся. Дело-то было почти пустяковое, а скандал вышел большой. Наверно, не нравилась некоторым силам наша «академия», и вот она развалилась почти из-за ничего. На праздник Рождества в 1967 году Феликс был приглашён в гости. Там выпив (вообще он пил мало и никогда не напивался), он поцеловал хозяйку дома. Это вызвало бурю возмущения. Миша Меерсон и Женя Барабанов особенно возбудились. Женя говорил, что это, не только безнравственно, но «противоестественно», а Миша обещал «бегать по Москве и всем об этом рассказывать». Они разорвали с Феликсом всякие отношения.

Я разговаривал об этом и с о. Александром Менем, и с о. Николаем Эшлиманом. О. Александр объяснял всё тем, что Феликс, натура увлекающаяся и артистическая. Он вовсе не требовал порвать с ним или что-то в этом роде. Однако, Барабанов и Меерсон, его духовные дети сделали это. О. Николай Эшлиман сказал Феликсу: «Пить не надо в малознакомой компании», но больше всего он жалел о поведении Барабанова и Меерсона и о распаде «академии». Я и Регельсон сохранили отношения с Феликсом, считая, что не наше дело судить личные грехи других людей. Вообще в этой реакции на происшедшее видится что-то иррационально – несообразное. В чём тут дело? Может быть в том, что, как говорил Фёдор Михайлович Достоевский, «любит мир падение праведника». Сначала праведника сочинят, потом раздуют его падение… Сам же Феликс никогда себя за праведника не выдавал, уж это так.

В те времена, когда «академия» ещё существовала, было заметно, что Лев Регельсон находится на каком-то особо доверительном положении Ему Феликс сообщает нечто такое, чего мы ещё не знаем и что нам только предстоит узнать. Особенно это проявилось на одном из наших занятий. На обложке тетрадки своих конспектов я нарисовал сверху крест, а в центре – шестиконечную звезду. Шестиконечная звезда является, как я знал, символом Бога. Феликс, неожиданно для меня, был этим поражён. «Почему ты сделал это», – спросил он. Я ответил, что шестиконечная звезда кажется мне очень ёмким символом. «Да,– сказал он, – очень ёмкий символ. Если бы я рисовал обложку, я бы нарисовал точно такую. Это просто чудо. Надо, видно, ему всё рассказать». Он выразительно посмотрел на Регельсона. Но рассказал он мне всё значительно позже.

Это было уже в следующем году, после развала «академии». Как-то зимой мы гуляли возле Новодевичьего монастыря. Феликс вообще любил Новодевичий монастырь. Здесь была могила Владимира Соловьёва, которого он очень почитал, хотя и далеко не во всём с ним соглашался. Был поздний вечер, уже стемнело. Мы присели на скамейку над прудом. «Ну, что же ты хочешь знать», – спросил Феликс. «Всё», – ответил я. Что ещё я мог ответить? Феликс достал бумагу и нарисовал красным карандашом шестиконечную звезду. В вершинах верхнего треугольника он написал: Отец, Сын и Св. Дух. В вершинах нижнего: дух, вода и кровь. В центре звезды он написал: «Г. И. Х», то – есть Господь Иисус Христос.