Дмитрий Анашкин - Сборник фантастических рассказов

" «… – Стоп! Стоп! – Режиссер Аполлонов-Загривский приподнялся со своего стула. – Лерочка, вы немного переигрываете. На улице по сценарию минус пять, а я, глядя на вас, подумал бы, что все десять. Чуточку меньше ежьтесь. – Он обернулся к статистам, которые изображали гуляющих людей в летней части пейзажа.

– А вам, ребята, пожизнерадостнее надо. А то вы как-то вымученно улыбаетесь. – Те послушно заулыбались, для усиления жизнерадостности двигая бровями.

– Нет, нет … не верю… Вспомните хронику тридцатых годов – как там все было! – режиссер мечтательно воздел руки. – Парады, открытия спортивных мероприятий… Вы должны быть НЕПЕРЕНОСИМО, ТОТАЛЬНО счастливы! Ваши лица должна ИСКАЖАТЬ гримаса нечеловеческой радости! Это нужно обыграть, донести до зрителя… – он отвернулся.

– Так, Петрович, по декорациям сегодня ты?

– Да Викентий Григорьевич… – из-за кулис вышел мужик в спецовке.

– В общем, смотри, Петрович. С летней частью у тебя все неплохо; убедительно. Особенно когда на белых лебедей мешки черные падают, чтоб их в темноте "исчезнуть". А вот по зиме у меня ряд вопросов…"

"Что я пишу? – прошептал Федоров. – Какой Викентий Григориевич? Откуда это? – он еще раз ошарашено посмотрел в компьютер. Сзади забибикали. Он сдвинулся и снова остановился.

"Когда у вас зимняя речка исчезает, то очень уж снег сильно осыпается. Опять же лед пенопластовый скрипит далеко не "мон плезир". Здесь надо другое решение инструментально применить, подумай, в общем. Все должно выглядеть так, словно ничего этого, нас окружающего, действительно НЕТ! Ни вас – он повернулся в сторону статистов. Ни Вас – глянул на главную героиню. Даже тебя, Петрович, ты уж прости, как бы нет… – с какой-то трепетно непередаваемой печалью в голосе закончил он, едва взглянув на Петровича… Все некоторое время помолчали, соглашаясь с тем, что если так получилось, что ничего нет, то так тому и быть: нет и не было… "

Тут Федоров перепугался. Дело в том, что последнее было уже не написанным, а тем, что он ПОДУМАЛ. И это непреодолимо захотелось перенести на бумагу, записать. Если честно, то раньше у Федорова никогда не было такого потока сознания. Страницы обычно давались ему медленно, с трудом. «Я пишу обдуманно и взвешенно», – так он обычно определял свою писательскую манеру. Теперь же с ним происходило что-то странное.

Он, наконец, вышел из ступора, оглянулся, и чуть было снова в него не впал. Пробки не было. Не было автобуса. Не было зеленого автомобильчика. Появляющиеся сзади редкие машины, решив, видимо, что джип сломался, осторожно объезжали его и спокойно удалялись.

«Чудно…» – подумал Федоров. У Некрасовского рынка он снова попал в затор. На этот раз все встало, кажется, из-за аварии. Дорога была совершенно запружена и не подавала никаких признаков движения. Федоров взялся за компьютер, он горел желанием узнать, как же все-таки продолжится его сочинение:

«После репетиции вся труппа во главе с Аполлоновым-Загривским отправилась отужинать сюда же, в театральный ресторан. Меню было славным, официантки прелестны. Каждый получил что хотел – одни много ели, другие много пили, третьи делали и то и другое, вместе взятое. Викентий же Григорьевич много говорил. Он никак не мог оставить тему своего спектакля; его терзали муки поиска смысла того, что они играют. Он все говорил и говорил, приводя бесконечные цитаты и постоянно возвращаясь к особенно волнующему: как им в своем спектакле НЕ БЫТЬ? Идея эта была заимствована у старика Шекспира. Правда, в рассуждениях Аполлонова-Загривского, как не поверни, получалось, что это Шекспир позаимствовал у него фразу «Быть или не быть – вот в чем вопрос», слегка адаптировав ее к своему времени и вложив в уста незадачливого Гамлета.

– А как, Викентий Григорьевич, Шекспир-то у Вас эту фразу слямзил? – пытался вникнуть Петрович, закусывая очередные пятьдесят маринованным огурцом. – Он же вроде, еще до Вас жил? – он полувопросительно повернулся к аудитории и, находя в наклоненных к тарелкам головах моральную поддержку, почувствовал себя героем.

Вопрос ничуть не поколебал позиций режиссера. Более того. Он, кажется, уже много об этом думал и готов был поделиться своей радостью с окружающими.

–Браво, Петрович! Хороший вопрос. – Он задумчиво посмотрел на светящуюся огоньками люстру и просиял сам:

– Он был пришельцем!

Все ахнули и подняли взгляды от тарелок.