Георгий КАЮРОВ - Долгое прощание

Как-то за завтраком, больная снова завела разговор о том, как чувствует себя хорошо и силы, словно приливают к её телу.

– Мне вот двигаться тяжело, а так я совсем чувствую себя хорошо, – глядя с улыбкой на сестру, заговорила Люся. – Могу даже подряд сделать три, а то и четыре шага.

И всё бы ничего, но неожиданно Людмила Ивановна тихо закончила:

– Вот только, что-то горло болит, это от того, что после захода солнца я долго засиделась вчера.

От этих слов Катя и Леонид Михайлович переглянулись. Девушка укоризненно покачала головой.

Вчера, отправляясь на прогулку, они увлеклись разговором, и зашли далеко, и как бы ни поторапливала их Катя, опоздали вовремя занести в дом Людмилу Ивановну, и она успела продрогнуть. Настроение, заданное во время завтрака, поглотило весь день, который вышел наперекосяк.

Екатерина целый день передвигалась по дому потерянной. Она отказалась идти гулять со всеми. На вопрошающий взгляд Можайского с натянутой весёлостью объявила:

– Мы с Люсей побудем, – и, обняв сестру за шею, добавила. – Нам есть о чём посекретничать.

Леонида Михайловича разозлило, как он сразу определил, женское коварство, но он решил не отказываться от намеченной прогулки. Закинув Мишке на спину рюкзак с припасами и водой, он быстрым шагом отправился прочь со двора. Дети последовали за ним.

– Пап, мы не быстро идём? – время спустя поинтересовалась Таня.

– Почему быстро? – Леонид Михайлович замедлил шаг. – Гуляем, как обычно.

– Скучно без Катьки, – тихо сказала Таня.

– Почему скучно? – воскликнул Можайский. – Совсем даже нет. Погуляем и сами, – неожиданно грубо отрезал он, но сдержался, чтобы не сказать ещё что-нибудь злое и мягче добавил. – С мамой тоже надо кому-то побыть.

Сегодня, как и обыкновенно, дошли до самого холма, которым оканчивалась лесная тропа. Медленно обошли его, постояли с той стороны, полюбовались видом долины, и направились обратно. Прогулка подействовала на настроение Можайского. Бурлившие эмоции поуспокоились, и в душе установилось смирение и торжественная тоска. Он никак не мог сообразить, почему ему были так милы и запах травы, и бархатный шум леса и даже бескрайняя долина, припушенная утренним туманом. Он невпопад отвечал детям, чем вызывал у них смех. С таким настроением они к полудню возвратились в лесничество.

После обеда, когда все домашние разбрелись по комнатам отдыхать, а Катя мыла посуду на кухне, Можайский зашёл к ней.

– Что это с тобою сегодня случилось?

– А утро прошло мимо тебя? – с вызовом посмотрела на него Катя. – Оставь меня. Иначе я начну ненавидеть тебя, так же как сейчас ненавижу себя.

– Катя, – попытался возразить Леонид Михайлович, но девушка не стала его слушать. Она быстро обтёрла руки от пены и выскочила во двор. – Не прошло, – тихо закончил Можайский, с тоскою провожая в окне удаляющуюся фигуру Кати.

«О чём они говорили всё это время? – озадачился Можайский. – Может Люся о чём-то догадывается и ревнует? Могла сказать ей что-нибудь», – мелькнуло у него в голове, и он почувствовал, как прилила кровь к вискам. Леонид Михайлович схватил платок и пошёл догонять Катю.

Девушка сидела на стволе упавшего дерева, неподалёку от лесничества. Леонид Михайлович ещё издали увидел её, обхватившую себя за плечи. Он бережно накинул на неё платок и сел рядом.

– Когда ты решил, что будешь счастлив именно с ней и за что её полюбил? – после некоторой паузы, задумчиво произнесла Катя.

– Во-первых, она бесконечно добрый человек. Во-вторых, она нравилась мне как женщина, и мне хотелось те поцелуи и ласки, которые я себе позволял, сделать вечными, во всяком случае, долгими.

– Расскажи мне, как ты полюбил Люсю, как женился, как делал предложение, ну, как произошло у вас это? – Екатерина прислонилось к мужчине и положила голову на плечо, приготовившись услышать, что-то, может быть, очень важное для неё.

– Ну… ну, вообще, я думаю, полюбил её потому, что полюбило сердце. Хочешь, считай меня легкомысленным, но я верю, в этих случаях решающее значение имеет не разум, а инстинктивное влечение к избранному человеку. И, конечно, отсутствие брезгливости. У меня сразу, с первого дня знакомства, не было к Люсе брезгливости.

– Разве можно так натуралистически относиться к любимому человеку? – задумчиво протянула Екатерина, вздрогнув обоими плечами, и сильнее закуталась в платок. – Может это и так, – снова задумчиво заговорила Екатерина, – но женщина, когда любит, готова заплатить за эту любовь всегда и всем, включительно до жизни.