Михаил Позняк - Фальшивые герои

Страннику вдруг стало как-то зябко. Серое небо над притихшим городом, только злое посвистывание ветра в окне и скрежет оторвавшегося листа поржавевшей кровли… Ему показалось, или он слышал его только что?

«Холодно, холодно, холодно в доме…»

Не может быть, ведь на улице солнечный день конца лета – почему же так потемнело в комнате? Странник вскочил с дивана, уронив на пол бутылку с остатками нарзана и замер, глядя, как сквозь ободранные обои начинают проступать очертания книжных шкафов и дубового стола с зеленой лампой и раскрытой книгой…

– Очнись! Да очнись же ты, черт! – Странник почувствовал, что его кто-то яростно трясет, крепко держа за плечи.

Мелькающие перед глазами черные снежинки испарялись, сменяясь на озабоченное лицо склонившегося над ним Волкова.

– Это ты? – заплетающимся языком прошептал Странник, – Как зовут девушку твоего друга, быстро говори!

– Кого, Виталика? – не понял Сергей, – Гертруда она, или просто Герда.

– Значит, это все же ты… Что тут случилось?

– Не знаю, ты на моих глазах словно в диван проваливаться стал, и я ничего с этим сделать не мог. Не пугай меня так больше ладно?

– Ладно… Пошли отсюда, хоть куда-нибудь…

На улице Волков тихо свистнул, и словно ниоткуда рядом появился молодой парень, чем-то слегка похожий на самого Сергея.

– Все в порядке, командир! Никто не следит! – доложил он.

– Знакомься, это – Егор, мой стажер. Егор, это… Тимофей.

– Очень приятно! – Егор открыл дверь рыжего «Москвича» и отступил в сторону.

– Куда мы едем? – устало спросил Странник, когда машина уже выруливала на набережную.

– В подвалы Лубянки… Шучу, шучу. В тот единственный подвал, где с тобой будет все в порядке, по своему опыту знаю.

– Да хоть и Лубянки… – ответил тот, закрывая глаза.

1

– Приятно пообщаться с человеком научного склада ума! – произнес профессор Мстислав Валентинович, протягивая Страннику чашку со свежезаваренным чаем, – Вы рассказали нам очень много интересного, о чем следует подумать, Тимофей. Или мне лучше называть вас вашим настоящим именем?

– Пусть будет Тимофей, – отозвался Странник, осторожно пробуя горячий напиток, – Раз эта часть жизни у меня получилась под другим именем, не стоит и менять. Пусть это будет мой… Как это у вас правильно называется?

– Оперативный псевдоним, – подсказал сидящий у стены Волков.

Страшные подвалы оказались на деле вполне уютными комнатами, где располагалось подальше от суеты научное подразделение, занятое изучением явлений странных и необычных. Ну, или пытающееся этим заниматься. Известный перестраховщик Мстислав Валентинович начал с того, что запихнул Странника в «Клетку Фарадея», экранированную от любых излучений, где тот наконец-то нормально выспался после своих неожиданных приключений и вполне был теперь готов к разговорам на высокоученые темы.

– А есть уже какая-нибудь теория, объясняющая параллельные миры? – спросил Тимофей – Странник, с интересом осматривая кабинет профессора, где они расположились для разговора.

Обычное с виду помещение, но вот фотографии на стенах… Вот профессор на каких-то раскопках, держит странно вытянутый зубастый череп в руках. Он же, в компании нескольких человек возле странного устройства, в котором Странник, несмотря на инженерное образование, не нашел никаких знакомых деталей. А вон на той – военные рядом с бронетранспортером, все в костюмах химзащиты – к чему бы это?

– Ну, о мирах, тождественных нашему, или может и не совсем тождественных, еще Демокрит в античные времена писал, – усмехнулся профессор, – Да и всю человеческую историю в легендах и мифах герои туда-сюда между ними бродят с переменным успехом. А если говорить про наше столетие – извольте! В 1931-м году американец Чарльз Форт, составитель «Справочников непознанного», – выдвинул понятие «места телепортации». Вы удивитесь, но это прямо про вас, Тимофей. Чуть позже, в 1935-м году, сам Альберт Эйнштейн, разбираясь с проблемой «Квантовой спутанности» пришел к похожим выводам, но развивать их не стал. А уже после войны, в 1954-м, Хью Эверетт, профессор из Принстона, высказал гипотезу, что каждый раз, когда человек делает выбор в какой-нибудь ситуации, мир делится надвое, где в каждом из миров справедлив один из двух вариантов выбора. Что вы морщитесь, Волков?

– Как-то уж очень антропоморфно, – отозвался Сергей, – А уж женщины, с их способностью менять решения хаотическим образом, должны были стать источником одного Большого Взрыва за другим.