Василий Звягинцев - Вихри Валгаллы

Но я этого не сделал, более того — непонятный страх усилился. Словно была это не просто красивая, влекущая и, наверное, доступная женщина, а какая-нибудь гоголевская панночка… Мне захотелось вскочить, выхватить из-под подушки пистолет, который наверняка должен был там лежать со вчерашнего вечера, щелкнуть затвором. Отчего вдруг? Какие стертые из памяти, но сохраненные подсознанием события внушили вдруг такую мысль?

Наверное, я не совладал со своим лицом, потому что женщина вскинула перед собой руки испуганным жестом. Улыбка исчезла, сменилась растерянно-жалкой гримасой.

— Андрей, что ты, что ты?.. Почему ты так смотришь? Это же я… Тебе снова приснилось что-то? Ляг, успокойся, сейчас все пройдет. Подожди, я принесу тебе воды или, может быть, кофе? — Продолжая говорить, она пятилась назад, отступила за порог и только там остановилась, положив ладонь на дверную ручку, готовая при первом моем движении захлопнуть тяжелое полотнище.

Чем я ее смог так напугать? А она меня? Что вообще происходило между нами накануне днем? Или ночью?

Отчего она в таком виде? Мы что, спали с ней вместе? Судя по солнцу, сейчас раннее утро, значит, совсем недавно она лежала рядом, а я это напрочь забыл?

Андрей? Она назвала меня Андреем? Так меня зовут? Странно, но почему бы и нет?

Чтобы успокоить женщину, я откинулся на подушку и даже спрятал руки под одеяло.

— Я ничего не понимаю. Я не знаю, почему ты меня боишься. Как тебя зовут? Где мы находимся? Объясни. Я заболел? У меня что-то с головой? Если мне нужно лекарство — принеси. Обещаю вести себя спокойно… — Слова легко возникали у меня в голове и слетали с губ, но одновременно мне казалось, что произносит их кто-то другой. Значение каждого слова по отдельности я вроде бы понимал, но фразы звучали словно на чужом языке.

Женщина слушала меня, чуть наклонив голову, лицо ее постепенно вновь принимало обычное выражение.

Она подняла с пола, грациозно присев, лежавшую под вешалкой скомканную мужскую рубашку, надела в рукава и застегнула две нижние пуговицы. Прикрыла свои прелести, но стала от этого еще более привлекательной.

Кажется, я действительно уже видел ее раньше. Так знакомы эти длинные загорелые ноги каких-то особенно плавных очертаний, гладкий подтянутый живот, характерный поворот головы, необычный, изумрудный оттенок глаз… Имя, еще бы услышать ее имя, тогда я, наверное, вспомню и все остальное…

Приподнявшись на подушке, я собрался повторить свой вопрос и увидел, как женщина, воспользовавшись моментом моей слабости или промедления, отскочив за порог, потянулась рукой, подняла стоящую в кухне у стены короткую винтовку незнакомой системы и неуклюжим движением, оттопырив локти, направила мне в глаза черное колечко дула.

Не помню, успел я дернуться навстречу, был ли вообще выстрел, только постель подо мной качнулась, завертелась, стремительно набирая обороты, веселый золотисто-розовый свет померк. Секунду еще я различал в накатывающейся мгле словно вырезанный из черной бумаги женский силуэт, потом он растворился в визжащей, как циркулярная пила, вязкой темноте…

Выходит, что я умер вторично.

…Серый, вспененный, предштормовой океан. Под ногами дергается и раскачивается узкая палуба. Низко летят клочковатые, почти черные тучи. Грудами валяются, со звоном перекатываются от борта к борту гильзы малокалиберных пушек. И я, цепляясь руками за тонкие леера, бегу по этой палубе вперед, на полубак, где в кресле наводчика скорострельного орудия косо висит женщина в ярко-алом комбинезоне, касаясь мокрых досок настила длинными золотистыми волосами.

Я вижу, как справа по курсу, в полукилометре или чуть дальше, бледным бензиновым пламенем горит низкий торпедный катер.

Но мне на него сейчас совершенно наплевать. Рискуя сорваться в кипящие волны, я наконец добрался до лафета, упал возле женщины на колени, увидел вспоротый осколком спасательный костюм и развороченную, с торчащими обломками ребер рану под правой грудью.

Немедленно надо что-то делать, но вот что? Под руками нет даже индивидуального пакета. Еще минута, две — и женщина умрет. А может быть, уже?.. Разве живут с такими ранами? Но что же тогда будет со мной?

Настолько непереносим был охвативший меня ужас, что я рванулся вон из этого кошмара. И — проснулся? Или…

Рванувшись вон из этого кошмара, я вырвался не только из него, а вообще отовсюду, где был и не был. И увидел Вселенную. Как уже видел раньше: будто бы извне, хотя и не понимал, как это возможно. Если она бесконечна во времени и пространстве, значит, по определению не могло существовать никакого «извне».