Андрей Валентинов - Дезертир

— Речь идет о нескольких людях. Пока мне назвали одно имя — Альфонс д'Энваль, драматург.

Вадье на миг задумался.

— Давайте расположимся поудобнее. Не могу размышлять над тарелками…

Мы вышли из-за стола, на котором остывала забытая куропатка, и пересели в кресла, стоявшие у высокого стрельчатого окна. Кресла оказались под стать гражданину Вадье — вольтеровские. Усевшись поудобнее, он легко дотронулся до маленького колокольчика.

Лакей вынырнул, словно из-под земли. Вадье, не удостоив его даже словом, пошевелил в воздухе тонкими изящными пальцами. Слуга исчез, через минуту появившись с большим черным портфелем. Великий Инквизитор движением брови отослал лакея, после чего с несколько брезгливым видом принялся извлекать из недр портфеля какие-то бумаги.

— Так, д'Энваль, — наконец проговорил он. — Альфонс д'Энваль, драматург… Странно…

Быстро проглядев несколько документов, он повернулся ко мне.

— Вы представляете, о ком идет речь? «О благородном воине из племени ирокезов», — чуть было не ответил я.

— Понятия не имею, гражданин Вадье. Возможно, д'Энваль сам по себе и не нужен тому человеку…

— Проверка на искренность, — кивнул Великий Инквизитор. — Разумно, разумно… Дело вот в чем, гражданин Шалье. Мы вполне можем освободить д'Энваля. Через три дня. Ваш, гм-м, контрагент согласится?

Через три дня — процесс! Внезапно я ощутил страх. Вадье слишком быстро согласился! Так не должно быть!

— Трудно сказать. Но, как я понял, д'Энвалю грозит гильотина…

— Грозила, — кивнул Инквизитор. — До вчерашнего дня. Видите ли, гражданин Шалье… Смею напомнить, что Людовик XVI, о котором вы только что упомянули, в свое время запретил пытки. С точки зрения революционного правосудия это не всегда разумно, особенно на публичных процессах. Подсудимые порой бывают необыкновенно упорны. Гражданин Фукье-Тенвиль уже дважды предлагал вернуться к доброй старой дыбе, но его пока не послушали.

Он вновь причмокнул губами, то ли посмеиваясь над кровожадным Тенвилем, то ли действительно сожалея о палаче с ременным кнутом в руке.

— Поэтому на каждом процессе нам нужен свидетель. И лучше всего — из числа подсудимых. Тогда все идет достаточно гладко и даже красиво. Ну, а взамен этот свидетель получает редчайшую возможность сохранить голову на плечах. Революционное правосудие, гм-м, необыкновенно гуманно. В некоторых, конечно, случаях…

Я не поверил. Не мог поверить. Не хотел…

— Так вот, гражданин д'Энваль проявил редкое благоразумие. Мы согласились — особой вины за этим молодым человеком и нет, одна болтовня, а на письмо Корде мы, так и быть, закроем глаза. После процесса д'Энваль получит свободу. Ну, может, и не сразу, через денек, через два…

Я вспомнил Юлию и понял, что граждане атеисты правы. Господь не творил людей. Этим занимался кто-то другой. Жить среди этих кадавров не имело смысла.

— Таких сознательных граждан сейчас называют «наседками». Или «баранами». Такое, признаться, забавное слово…

«Наседка»? Нет, сказано слабо! Д'Энваль — не наседка. Благородный Роланд превратился в людоеда. В Жеводанского Зверя…

— Жеводанский Зверь, — произнес я вслух. — Знаете о таком?

— Как? — Маленькие глаза удивленно блеснули. — Волк-каннибал? Позвольте, позвольте! Д'Энваль! Родственник егермейстера! А знаете, остроумно! Правда волк съел не менее трех сотен, а этот молодой человек отправит на эшафот всего два десятка, но вы правы, сравнение — хоть куда!

Я встал — сидеть рядом с этим остроумцем не было сил. Каким же идиотом я был! Странствующий рыцарь спасает попавшего в беду благородного юношу. Спас…

— Уже уходите? — Вадье явно растерялся. — А… Кофе? С пирожными!

Я с трудом перевел дыхание — во рту было сухо, словно я целый час глотал раскаленный песок.

— Надо спешить. Меня торопят… Инквизитор сокрушенно вздохнул.

— Тогда приходите завтра — лучше к обеду. Будет индейка и… И тогда уж без кофе я вас точно не отпущу. Разве что в Консьержери!

Великий Инквизитор улыбался — тонкой, истинно вольтеровской улыбкой. У гражданина Вадье было превосходное настроение.

Слежку я заметил сразу, как только привратник в ливрее открыл дверь подъезда. В двух шагах, возле старого каштана, стоял скучающий молодой человек в штатском, еще один прогуливался чуть поодаль. Первой мыслью было вернуться к гражданину Вадье и потребовать, чтобы он урезонил излишне ретивых шпионов, но что-то удержало. Молодые люди в штатском вели себя слишком открыто. Так не следят. Просто мне давали понять, что моя скромная персона — в надежных руках.