Андрей Валентинов - Флегетон

Химик, как всегда, бил в самую точку. Насколько я знаю, Дерпфельд пытался применять флюорин. Но о результатах говорить пока трудно, так что датируем традиционно – по керамике. Метод, в принципе, надежный, хотя и не столь точный.

Поручик Успенский был готов вступить со мной в очередной спор, но Туркул и Володя Манштейн потребовали, чтоб он не занимался критиканством. А то через пару веков, найдя следы наших блиндажей на Перекопе, грядущие умники тоже начнут сомневаться, была ли война, или это всего лишь древние легенды. И потребуют растолочь наши кости для химического анализа.

Напоследок мы поднялись на стесанную вершину Гиссарлыка, откуда можно увидеть всю округу – и жалкие домишки Хыблака, и мазанки Бунарбыши, и желтоватый Скамандр, и виноцветное море, по которому приплыли чернобокие ахейские суда с десантом в медных панцирях… Вечерело. Пришла пора возвращаться.

На катере меня поджидал сюрприз. Мы еще не успели отчалить, как внезапно Туркул скомандовал нечто вроде «Взяли!», и двое наших соседей– «дроздов» крепко ухватили меня за локти. Я оказался в клещах, а Антон Васильевич вместе с Володей Манштейном принялись в три руки снимать мои старые штабс-капитанские погоны. Затем Туркул, поминая все тех же «Гнилых интеллигентов», нацепил мне новые, с тремя звездами и двумя просветами, и заявил, что в присутствии теней Гектора и Приама я больше не посмею валять дурака. Поручик, а точнее, штабс-капитан Успенский, надевший новые погоны еще две недели назад, лишь злорадно усмехнулся.

Погоны оказались не золотые, положенные мне по уставу, а малиновые, как у «дроздов». Я хотел было заикнуться о таком непорядке, но Туркул скомандовал мне и поручику Успенскому «смирно» и заявил, что с сегодняшнего дня он приказом производит нас в почетные дроздовцы. Теперь мы имеем право на малиновые погоны, нагрудный знак с надписью «Яссы, 1917» и на расстрел в случае пленения. Впрочем, эту последнюю привилегию сорокинцы имели и так – красные в плен нас, как и «дроздов», не брали.

Остаток пути Туркул и Володя Манштейн, считая нас, так сказать, уже своими, посвящали меня и поручика Успенского в подробности героического пути славной Дроздовской дивизии. Зная, что я харьковчанин, Туркул поведал трагическую историю погони за броневиком «Товарищ Артем» прямо на Николаевской площади Харькова. Броневик «дрозды» остановили чуть ли не с помощью лассо, как американские «коубои». Дивная история. Мы и сами такие сочиняли дюжинами. Будущая великая книга «Дроздовцы в огне» предстала перед нами во всем блеске.

Гиссарлык не вспоминали, будто и не были там. Только уже у самого Голого Поля кто-то вновь упомянул Гектора, и Туркул высказал этакое сожаление, что у троянцев в резерве не было батальона «дроздов». Лучше всего – из Первого Офицерского полка. С офицером из Первого полка не справится, как известно, и дюжина Ахоллесов.

Куда уж Ахиллесам, Пелеевым сынам… А вот господа краснопузые справились. Пишпекский мещанин Михаил Фрунзе оказался похлеще вождя мирмидонян.

На следующий день, уже на правах почетного «дрозда» я попросил Туркула принять на хранение последнее, что осталось от Сорокинского отряда – полевую сумку подполковника Сорокина, набитую почти доверху нашими крестами и медалями. Антон Васильевич только покачал головой и попросил список тех, кому принадлежали награды. Списка, увы, не было. От Сорокинского отряда не осталось даже списков. Удивительно, как штабс-капитан Дьяков умудрился вывезти эту сумку.

Туркул заявил, что это непорядок. И я, как последний командир сорокинцев, обязан составить хотя бы список офицеров, служивших в отряде. Иначе это будет просто несправедливо.

Да, конечно, это будет несправедливо. К сожалению, я уже не помню всех. Слишком долго длились эти три года Смуты. Разумеется, офицеров своей роты я помню и такой список составлю обязательно. Хотя бы тех, кого еще не забыл. Может быть, поручик Успенский и вправду когда-нибудь напишет историю Сорокинского отряда.

Ну вот, до дневника, застывшего на 14 июля, я так и не добрался. Сегодня писать, к сожалению, не могу. Поездка в Гиссарлык начинает выходить мне боком, и поручик Успенский советует вообще прекратить бумагомарательство, хотя бы на несколько недель. Прекратить – не прекращу, но буду писать меньшими дозами. Иначе можно не дотянуть даже до полумифического болгарского санатория.

20 июня

У нас снова неприятности. Марковцы налетели на корниловцев, была стрельба, и сейчас Фельдфебель ведет личное разбирательство. Да, нервы у людей уже ни на что не годятся. «Дрозды» и сорокинцы еще как-то держатся, но поневоле пожелаешь нам скорейшего отъезда. Пусть даже в Занзибар.