Антонина Ванина: Всё закончится на берегах Эльбы

Сразу же по прибытии в лагерь, она нашла своего донора. От болезненного отчаяния Сандра не стала придумывать вразумительного довода, зачем ей нужна чужая кровь. Она просто задурила голову молоденькой поварихе Кларе ласковыми словами и нежными девичьими объятиями. В это ужасное время доброта от любого человека была несбыточной мечтой. Перед такой доброй душой Кларе было не жалко и отворить вены.

А с каждым днём быть лагерным поваром становилось всё опаснее. И Клара и Сандра боялись нести варево из пары-тройки брюквин на воде в барак. Чтобы истощённые пленные не накинулись на них, к женщинам приставили охрану.

По вечерам персонал лагеря собирался в своём корпусе, чтобы отвести душу в разговорах на отвлечённые темы. Но теперь все мысли были не о радужной мирной жизни.

— У больных очень много вшей, — сетовала Сандра. — А вши переносят тиф.

— В Аушвице, — поделилась надзирательница Ирма, — мы дезинфицировали одежду газом в специальной камере, чтобы вывести вшей. Так некоторые нервные заключенные стали сочинять, будто вместо вшей в камерах травят людей. Ненормальные они какие-то, с больной фантазией.

— А ещё, — подхватила её подруга, — я слышала, как они пугают друг друга электрическими ваннами. Мол, окунешься туда, а надзиратель, вроде меня, пустит ток.

— Помню, — подхватила Клара, — когда только привезли заключенных из Аушвица, их построили, стали распределять по баракам, а один упал на колени, и стал кричать, что не хочет умирать. Его подняли, заставили встать в строй, а он всё кричал, будто тех, кого отправили в первый барак, повели на расстрел. Эти заключенные сами друг друга пугают, а потом выдумывают истории пострашней.

Сандра молча соглашалась. Сколько раз в батальоне то и дело возникали дикие слухи, что война вот-вот кончится или всех распустят по домам. И главное, многие в это искренне верили. Видимо в замкнутых коллективах всегда имеется благодатная почва для распространения всяческих небылиц. Но в батальоне не выдумывали страшных предсказаний — там все и так твердо знали, что каждый день может стать последним. Здесь же люди мучились от неизвестности и неуверенности в завтрашнем дне.

А каждый день становился всё чернее. Как и боялась Сандра, за несколько недель по лагерю разнеслась эпидемия тифа. Карантинный барак был переполнен, а с востока везли все новых и новых заключенных. Комендант слал телеграммы в Берлин. Он просил, умолял, не пересылать в Берген-Белзен заключённых и отправить в лагерь больше еды и лекарств. Но высокое начальство ему категорически отказало. Чего бы не опасался Химмлер, но прибывшие в лагерь уже не могли работать ни на Третью империю, ни на Советы. Их было втрое больше, чем мог выдержать лагерь. И всем им не хватало крова и еды.

Сыпной тиф был предзнаменованием конца войны, как когда-то «испанкой» закончилась Великая война. Эта болезнь походила на дьявольский мор, выпущенный из ящика Пандоры. Каждый день умирало по нескольку человек. Сандра боялась приближаться к больным, но не из страха заразиться — она понимала, что для неё это невозможно. Она боялась самих больных. За очередной раздачей обеда один из них начал что-то быстро и возбужденно говорить. Сандра прислушалась и поняла, он думает, что находится на поле боя, идёт в атаку и не станет сдаваться в плен. Сердце сжалось в страхе. Сандра понимала, ещё чуть-чуть и он накинется на неё или охрану. Болезнь захватила сознание больного. Если ему что-то сказать, он не услышит, попытаться успокоить — не отреагирует. Сейчас он в другом месте и времени. Неожиданно он кинулся бежать к выходу, но охрана успела его усмирить и раздача обеда продолжилась. А за окном играл оркестр из заключенных музыкантов. Только музыка сейчас могла отвлечь от ужаса, что царил вокруг.

В барачном госпитале не было санитаров — почти всех их вместе с лагерными докторами берлинское начальство отправило на Восточный фронт. Берген-Белзен остался без должной медицинской помощи. Охранники слегали с высокой температурой, головной болью и ломотой в спине. Потом и они начинали бредить и рваться в бой, а после — апатично лежать и не двигаться часами. А в итоге их ждала неминуемая смерть, что не различала имен и чинов.

Больных уже не изолировали от ещё здоровых — не было места. В лагере, где на каждую койку приходилось по три человека, скученность стала фатальной.

Комендант собрал весь персонал, чтобы разъяснить сложившееся положение. Но всем и так было ясно, что Берген-Белзен терпит бедствие, подобно кораблю, что попал в шторм.