Михаил Ланцов - Лжедмитрий. Игра за престол

– Хм… – еще сильнее нахмурился царь. То, что говорил окольничий, ему совсем не нравилось. Как и данное ранее описание действительно дорогого снаряжения. – Перстни или еще что носит?

– Да, – чуть задумавшись, произнес Иван, – у него есть один золотой перстень. Небольшой. Весьма искусно изображен единорог [18] Единорог в традиционной геральдике изображался, как лошадь с рогом во лбу. Единорог был личным гербом Ивана Грозного и до второй половины XVII века фигурировал на государственных печатях (Иван IV, Борис I, Михаил I, Алексей I), а также изредка на монетах, где он заменял Георгия Победоносца, символическое значения которых в те годы на Руси было общим. .

– Надписи? – оживился патриарх.

– Не было никаких надписей, – сказал Басманов и задумался, пытаясь вспомнить подробности перстня. Тот на двадцать один год подарил Дмитрию настоящий отец. Наш герой тогда уже занимался исторической реконструкцией, поэтому папа угадал с подарком – перстень был не только красив, но и отлично подходил на роль личной печати. Правда, как обычно, перегнул палку. Мог бы и серебром ограничиться. Золотом в таких случаях пользовались только высшие аристократы Европы. Впрочем, Дмитрий его все равно носил из-за красоты. Строгий, аккуратный, изящный.

– Еще, – потребовал царь.

– Да и все вроде, – пожал плечами окольничий. – На нем иного не видел. Хотя, возможно, что в сумках с поклажей есть.

– А шрамы, – вдруг оживился патриарх Иов. – Если ли у него какие шрамы?

– На шее, вот тут, – показал Басманов, – есть старый шрам. Словно его кто-то зарезать пытался… – сказал Иван и осекся, увидев, как царь вздрогнул и побледнел, ужасаясь. Но оно и понятно – люди сами все придумают, им ведь никогда не нужна истина. Они предпочитают удобные сказки, подходящие под конъюнктуру. Молва и раньше приписывала Борису попытку убийства царевича, сейчас же просто завопит, уж очень заметный и характерный шрам.

Откуда шрам? Так в раннем детстве, гостя у бабушки в Угличе, Дмитрий умудрился запутаться в леске во время одного из своих променадов к Волге. Глубоко порезал шею. Пришлось накладывать швы в местной больнице. А времена были лихие, кто не пил, тот закусывал. Вот и наложили швы так, что остался неприятный шрам длиной сантиметров в десять. Только вот незадача, всем подряд о том не поведаешь. Да и порез тогда получился очень уж нехарактерный для лески. Впрочем, истинная природа появления шрама в этом мире никого не интересовала.

25 сентября 1603 года, Москва

Дмитрию требовалось поддерживать образ православного человека, то есть посещать церковь. Хотя бы раз в неделю. Поэтому, выбрав небольшую церквушку на отшибе, он туда и наведался в неурочное время. Просто помелькать да подумать в тишине. Взял свечку. Зажег. Да встал в уголке, разглядывая убогую роспись на стенах.

Бардак в его голове творился изрядный.

Москва кипела и бурлила. Даже его двое слуг, баварец и миланец, и те ходили, нос задравши. По идее, нужно было уходить. Срочно. Каждый день все только усугублял. Но он не мог. Прохожие на улицах смотрели на него, словно на мессию. Ему просто было стыдно их подводить. Но и делать ничего он не мог. Идти поднимать стрельцов да Кремль штурмовать? До такого фимоза головного мозга он еще не дожил. Отбить-то отобьют. Но что дальше? Дмитрию хватало ума, чтобы понять – монарх с такой мутной легитимностью долго не усидит. Нет, способы он знал. Только вот беда – все они вели к тотальному разрушению России. Безудержной дворянской вольнице, интервенции и так далее. Хороший размен, ничего не скажешь. Взять тех людей, что на улицах с надеждой на него смотрели, и убить. А тех, кто выживет, вогнать в полное ничтожество и совершенную, безысходную нищету. Как он потом жить с этим станет?

С такими мыслями Дмитрий простоял, наверное, час или около того, пытаясь понять – что делать дальше? Он так погрузился в себя, что даже не заметил, как из церквушки исчезли совершенно все люди, даже служки…

Патриарх Иов медленно вошел в церковь. Семьдесят восемь лет – немалый возраст. Да и волновался он. Как прибежал служка и сообщил о том, куда и как забрел этот «Дмитрий», то сразу же решился. Сел в коляску да поехал, боясь не успеть. Говорить с этим самозванцем было совсем не обязательно, но взглянуть хотелось. Самозванцем. Да. В этом Иов был абсолютно убежден. Он-то был у гроба покойного царевича… Однако когда патриарх приблизился к отстраненно стоящему мужчине, то невольно вздрогнул и побледнел. Ему показалось, словно сам Иван Васильевич восстал из мертвых, помолодел и предстал перед его очами. Стало больно и стыдно. Вспотели ладони. По спине пробежал холодок нервных мурашек. А ноги предательски затряслись. Ведь он был среди тех заговорщиков, которые продвигали Бориса Годунова на царство. Даже через труп Федора Ивановича, законного наследника Ивана Грозного. И грехов на нем в тех делах – без счету…