– Товарищ Гриневский, – обратился к дяде офицер. На вид ему было лет двадцать пять, но в каждом его движении чувствовалась армейская выправка: спину держал ровно, движения были четкими, ел мало, больше пил. Поперек правой брови, ближе к виску, был небольшой шрам. Он напоминал мне поручика с картинок или молодого юнкера. – Машина за Вами прибудет завтра во второй половине дня: подать на Лубянку или из дома выезжаете?
– Из дома мне нужно взять вещи и забрать племянника. Кстати, познакомьтесь, это мой племянник, Клим, а это, – он указал на офицера, – товарищ Герман Щенкевич.
Офицер посмотрел на меня, а затем встал и протянул мне руку. Я пожал ее в ответ.
– Кабинет уже готов? – спросил дядя.
– Готов, товарищ Гриневский. Я лично проверил, все готово.
– Ну, хорошо. Спасибо Вам, Руся, – обратился он к стоявшей у Германа за спиной женщине, та кивнула и принялась убирать со стола. Василь Петрович и Герман ушли обратно в кабинет, а я направился в комнату: уж больно хотелось спать. Готовясь ко сну, я услышал разговор из кабинета: комнаты были смежными, и было хорошо слышно, о чем они беседуют; я не придавал их разговору никакого значения, пока не услышал, что они говорят обо мне:
– Я думал, что Клим будет старше? Вы уверены, товарищ Гриневский?
– Уверен – не был бы уверен, не привез бы его в свой дом. Завтра выезжаем на дачу, а там у нас времени до среды. Подготовь там, чтобы все было как надо, а с племянником я поговорю.
– Не согласится, – и Герман вздохнул.
– А этим уже позволь заняться мне.
Русланов докурил папиросу.
– А такие фамилии как Щенкевич, Шнираль – Вам тоже не знакомы?
– Впервые слышу.
– Где Вы работали в Москве?
– Чистил обувь у вокзала, продавал газеты.
– Как оказались здесь? – неожиданно спросил Русланов.
– Был арестован по доносу и отправлен в лечебницу.
– Вы признаете себя больным? Человеком, которому требуется лечение?
– Да, – здесь я соврал, но спроси они меня это еще пару месяцев назад, я бы ответил иначе. Другое дело, что мои ответы нисколько не влияли на мое нахождение здесь, но, видимо, Русланов считал меня плохо осведомленным в этом вопросе, поэтому сказал:
– Вы же понимаете, что занимать место в лечебнице более чем странно, если Вы здоровы, – я кивнул. – Вы сказали, что были арестованы по доносу?
– Да, Виктор Степанович Фурсов, мой сосед по квартире. Посмотрите в личном деле, там все это есть.
– Читать я умею, я хочу услышать это от Вас.
– Я Вам говорю, что на меня донес мой сосед, Фурсов.
– И Вас доставили сюда?
– Все верно.
Русланов встал со своего места и, подойдя ко мне, наклонился, опершись одной рукой на спинку моего стула, а другой на стол:
– Если бы мы были сейчас не в больнице, как бы Вы вели себя? А, товарищ Ларин? Ведь мне доподлинно известно, что Вы были знакомы с товарищем Гриневским, который по своим каналам и завербовал Вас к себе. Товарищ Щенкевич – один подчинённых Гриневского Василь Николаевича. Именно он, по нашим данным, и доставил Вас в эту больницу, так? Они сделали Вам предложение, от которого Вы не могли отказаться: Вы ведь приехали из Одессы, где кругом царит голод, думаю, подкупить Вас не составило труда, пообещав Вам и Вашим близким продовольственное обеспечение? Так? – я молчал, а Русланов выпрямился и начал ходить по комнате.
– Вам лучше сотрудничать со следствием по данному делу – сказал он.
– Какому делу?
– Делу о побеге Дмитрия Рощина, – и Русланов ткнул пальцем в стопку бумаг. – Или хотите сказать, что и его фамилия Вам незнакома?
– Все так, – сказал я, продолжая смотреть на стопки бумаг.
В этот момент в дверь постучали, Русланов выпрямился и крикнул, чтобы вошли. На пороге появился Борис Александрович.
– Как Вы и просили, медицинская карта Дмитрия Александровича Рощина, позвольте, – и, не делая больше и шага, он вытянул руку с зажатой в ней папкой.
– Возьми, – сказал он одному из своих подчиненных, и тот в два счета оказался уже около главврача, забрал папку и положил на стол, а затем вернулся на свое место и замер, словно и не сходил со своего места.
– Что-нибудь еще? – Русланов нахмурил брови и посмотрел на Бориса Александровича.
– Думаю, что все.
– Хорошо, тогда можете быть свободны.
После этих слов главврач с грустью посмотрел на меня и вышел из помещения, заперев за собой дверь.
Читать дальше