Игорь Райбан - Испания

Я пожал плечами, соглашаясь с ним, с почтением говоря:

– Ваша светлость маркиз, спасибо и на этом.

Небольшая растянувшаяся кавалькада всадников, снова упрямо скакала по бесконечной дороге, преодолевая расстояние Мира.

Мне выдали привычную лошадь слуги, сам Фернандо скакал позади, на новой лошади, пристегнутой пристяжью к моей лошади.

К концу дня, когда солнце клонилось к закату, вдали показались высокие, каменные стены Толедо с остроконечными крышами замков, храмов и оборонительных сторожевых башен.

Подъехав поближе к окрестностям, увидел широкую реку, величаво протекавшую перед крепостными стенами, которая безгранично опоясывала город. По реке, то и дело сновали весельные лодки, или небольшие парусные кораблики, похожие на яхты. По берегам группки рыбаков занимались ловом рыбы с помощью снастей и веревочных сетей.

Поблескивала в лучах садившегося солнца серебристая чешуя пойманных тушек рыбин. Вечерним дымком курились огоньки далёких кострищ.

Прямо перед нами распростирался каменный мост через реку, шириной примерно в две кареты. Мост был построен в специально выбранном узком месте русла реки и опирался на толстые каменные сваи.

Не торопясь, мы проехали мост, приближаясь к открытым воротам въезда в город. За ними разгуливали несколько испанцев, наряженные в бархатные черные одежды: шелковые плащи с нашитыми сверху блестящими бляшками и нашивками, на головах – черные шляпы.

Под плащами надеты плечевые кожаные перевязи для клинка.

Красивая униформа у них. Только в жару на солнце не очень приятно париться в ней. Маркиз скомандовал, грубо обращаясь к одному из них:

– Эй, служивый гвардеец, позови вашего лейтенанта. Да мигом, шевелись!

Гвардеец исчез, побежав к сторожевой башне, размахивая полами черного плаща. Маркиз спешился с коня; вслед за ним спрыгнули с лошадей все остальные, ожидая дальнейших распоряжений.

Начальник караула оказался упитанным средних лет испанцем, который довольно быстро вернулся с посыльным гвардейцем.

Маркиз подозвал к себе, отходя с ним в сторонку, объясняя ему ситуацию.

Дон, после начала разговора подошел к ним сам, явно нашептывая на меня что-то плохое. Начальник стражи гвардейцев понимающе кивал головой, поддакивая маркизу. В конце короткой беседы маркиз знаком подозвал Фернандо и тот послушно подбежал, слушая приказание.

Потом слуга метнулся мухой к своей лошади, отвязал мой мешок от вьючных сумок и прибёг снова к группе сеньоров. Фернандо передал начальнику караула мешок, набитый моим небогатым скарбом. Андрес подошел, протягивая руку на прощание, крепко пожал её:

– Будь здоров, держись Риккардо, мой амиго. Может ещё свидимся!

В ответ, пожимая достойному идальго руку, подумал: «А что остается делать – только держаться, как можно дольше».

Немного поодаль стояли, готовые к нашей пешей прогулке в тюрьму, трое гвардейцев. Не желая больше тянуть время, махнул рукой гвардейцам, говоря им, что готов к непринужденной прогулке.

Гвардейцы окружили спереди и с боков, затем повели под конвоем по тесным улочкам города. На прощание обернулся и посмотрел на дона, желая запомнить его навеки.

Солнце зашло, окончательно стемнело, очертания окружающей действительности сливались в одно неразличимое черное пятно, когда привели к нужному месту.

Тюрьмой оказалось массивное каменное здание в пару этажей, подавляющее своей принадлежностью к государственной власти.

Открыв тяжелые двери, завели внутрь, на первый этаж, передавая на руки конвою тюремной стражи. Стражники тюрьмы принялись грубо обыскивать, шаря по одежде руками.

Внутри тюрьма оказалась громадным тёмным помещением с одним продольным коридором на всю длину.

По бокам, расположены камеры для узников, огороженные коваными железными решетками и дверями, ведущими в них.

По всему коридору горели факельные светильники, установленные у каменных стен, разделявшие камеры.

Факелы разгоняли по углам тьму, и придавали всем помещениям мрачный вид царившей обреченности. Один стражник из казематного конвоя повел по коридору, жестко толкая в спину.

Тут и там, по всей длине тюремного прохода, важно фланировали стражники, неся собачью службу, изредка утихомиривая буйных заключенных. Между несгибаемых решеток камер виднелись протиснутые сквозь неё лица узников, искаженные от невыносимых страданий: кто-то слал проклятия всем подряд, кто-то молил о помощи и пощаде.