Дмитрий Старицкий - Горец. Гром победы. Книга четвертая (СИ)

— Кобчик, — сграбастал меня этот большой человек в свои лапы и сдавил так, что у меня чуть ребра не треснули, — Я всю жизнь буду гордиться, что именно я дал тебе путевку в жизнь. Отставил меня на вытянутые руки, полюбовался.

— Красавец, бронемастер, подполковник уже, — кивнул он на мои погоны рецкой гвардии.

— А был-то всего фельдфебель без школьного аттестата. Зато теперь я слышал уже академик. Это так? — Так, — согласился я.

— Прогнулись имперские академики перед императором после того как я клан Тортфортов на ноль помножил. Побоялись, что следующие они будут, — схохмил я.

— Вот и дали взятку.

— Ну, показывай свои бронеходы. Знаешь, что меня больше всего интересует? — Знаю, экселенц, способность их ликвидировать полевые заграждения. Не успел я показать Штуру БРЭМ и 'артштурм' как наткнулись на Вальда, который распекал за что-то ротного.

— Знакомьтесь, — представил я их друг другу.

— Это герой Кардского прорыва бронемастер генерал-майор Вальд, командир отдельной 'Железной' бригады, а это начальник имперского генерального штаба инженер-генерал Штур. Я под его началом служил в штабе ольмюцкой армии начальником чертежного бюро. В самом начале войны. Вальд сразу стал деревянным в присутствии столь большого начальства. Моментально принял фрунтовую стойку и по всем правилам доложился о состоянии бригады. Настроение при этом у Штура несколько поувяло. Выслушав доклад, инженер-генерал подал Вальду руку, сказал 'хвалю' и отпустил его. Вальд моментом испарился. А Штур оттащил меня за рукав в сторонку от скопления военных и полушепотом спросил.

— У тебя действительно в Реции такая большая стройка как об этом сплетничают? — Есть такое, экселенц. Целый город строю.

— В случае чего найдешь мне там теплое местечко? По старой дружбе? — Не понял? Вы сейчас просто на вершине карьеры, экселенц.

— То-то и оно, — генерал вынул портсигар и закурил толстую папиросу, чиркнув спичкой о подошву сапога.

— Боюсь что мне нацепили малиновые лампасы только для того чтобы я разогнал эту богадельню называемою имперский генштаб. А потом выпрут в отставку 'с почетом', повесят большой орден и дадут хорошую пенсию. А я еще не старый. Ты, Савва, лучше меня знаешь, как так бывает. А я поспособствую, чтобы твои проекты по бронетехнике имели высший приоритет пока я у власти.

— То есть, экселенц, вы желаете заранее иметь запасной аэродром? — В точку. Хорошо сказано.

— Что ж… хорошим инженерам, а тем более хорошим организаторам я в Калуге всегда рад. Тем более вам. Но… — Говори прямо.

— Вы тогда окажетесь у меня в подчинении… — Делов-то куча. Я всю жизнь всегда у кого-нибудь да в подчинении. Почему не у тебя? В отличие от некоторых, ты не самодур какой. По рукам? — По рукам, — мы скрепили ладони пожатием.

— Только бронетехникой теперь будет Вальд заведовать. Меня император на авиацию кинул. Чему я откровенно рад. Но сами броневики клепает мой собственный завод.

— Вальд… Не глянулся он мне. Может он и хороший генерал, но не орел, — выдал начальник генштаба свое заключение.

— Слишком чинопочитателен. Ладно. Время. Я побежал. А вы тут чтобы в полной готовности. Штур сел в коляску, около которой его ожидали адъютант с ординарцем, и покатил к коробочкам кавалерии. Не успело затихнуть клацанье подков по брусчатке от генеральской пролетки, как рядом материализовался Вальд.

— Савва, я всегда знал, что ты настоящий друг. Такой подвод дорого стоит. Как он как начальник? — Сложный, но работать с ним можно, — ответил я.

— По крайней мере, не самодур. И новшества хорошо воспринимает. Инженер все же. * * * Прошла техника на параде хорошо. Не сказать что как на Красной площади 'по ниточке', но годно. Не зря я мехводов гонял как сидоровых коз. Стоящие на временной, задрапированной тканью патриотических цветов трибуне гости императора впечатлились. Особые восторги раздавал окружающим дипломатический корпус. Но даже те из наших, кто увидел бронеходы вживую только сегодня и делали вид, что для них эта картинка привычная, — понты дороже денег — вид имели ошарашенный. Я уже не говорю о простой публике — та просто ревела от восторга лицезрения имперской мощи. Больше нас восторгов досталось только дирижаблям. Потом был званый пир во дворце Старого города, на который из танковых войск пригласили только меня и Вальда. Попав в этот дворец, я понял, почему Бисер так заботился о сохранности этих интерьеров. Если что и может их переплюнуть, то дворцы старого Петербурга — Аничков, Зимний, дворец Юсуповых… И то не каждый зал. Обеденный зал был огромен. Столы стояли в три ряда. Не ожидал я, что у императора будет такая куча нахлебников. В Будвице при дворе у ольмюцкого короля все было устроено намного скромнее, хотя интерьеры выглядели не хуже. Прежде чем приступили к еде, огласили указ об учреждении памятной медали 'за победу в Великой войне'. Для фронтовиков в серебре. Для остальных военнослужащих в светлой бронзе. Но награждена будет ею вся имперская армия и гвардии электоров, потому что победу ковали не только на фронте, но и в тылу. Поэтому такая же медаль в бронзе будет выдана всем железнодорожникам и фабрикантам, работавшим на армию. Только вот рисунок на них будет другой. На одной паровоз, на другой коптящие трубы заводов. Отдельная медаль будет для врачей и сестер госпиталей и санитарных поездов, но ротные санинструкторы и полковые фельдшеры получат армейские медали.