Сергей Голосовский - Идущий к свету

— Да, я откинусь, засну, а вы такой старенький, за рулем сами задремлете, и мы с вами того, на тот свет, а?

— Исключено. Будьте спокойны, спите.

— Нет! Я уж лучше буду с вами общаться. Мы с вами про случайность говорили…

Павел Ильич внезапно резко затормозил, захрустела система ABS — антиблокировка тормозов, Саша вцепилась руками в торпеду, чтобы не вылететь в лобовое стекло. Павел Ильич поспешно выскочил наружу и, лишь пристально оглядевшись по сторонам, вернулся на место.

— Все в порядке, проскочила идиотка! — он вздохнул и вытер ладонью лоб, мокрый то ли от дождя, то ли от пота.

— Что это было? — губы у Саши тряслись.

— Да кошка! Кошка под колеса бросилась, чуть не сбили! — Павел Ильич стронул машину.

— Павел Ильич!

— Что, Саша?

— Так я хотела спросить.

— Саша, милая, если вы считаете, что, дергая меня каждую минуту, вы способствуете безопасности нашего движения, то это не так. Поверьте мне: вам будет равно неинтересно со мной, если я вам буду врать, чего я терпеть не могу, и если я буду говорить правду, в которую вы все равно не поверите…

Саша минутку подумала, затем огорошила его вопросом:

— Вы знали, что вас не убьют?

— Да!

— А что они сами погибнут?

— Нет!

— А что, по-вашему, должно было случиться?

Он пожал плечами.

— А что могло случиться?

— Все что угодно.

— Чудо?

— Чудес не бывает.

— А что бывает?

— Случайность.

— А с вами вообще ничего не может случиться?

— Почему? Я же человек, как все.

— То есть вы можете болеть?

— Конечно.

— И вас можно ранить, все эти шрамы на вас — это вас пытались убить?

— Он промолчал.

— А если на вас атомную бомбу бросить?

— Не взорвется. Что-нибудь сломается.

— А-если вы сами на крышу многоэтажки встанете и кинетесь вниз?

— Не кинусь.

— А если вдруг решитесь?

— Не решусь… Ибо сказано: «Не искушай!»

Они остановились возле пятиэтажной гостиницы в центре небольшого замызганного городка. На фасаде гостиницы красовалось типичное для такого рода трущобных учреждений название «Уют».

— Устали?

— Да, устал. Хотел бы несколько часов поспать.

На Сашином лице появилась саркастическая ухмылка.

— О, вы просто блистательно провели со мной весь этот разговор твердо, мужественно и загадочно. Теперь усталому пожилому герою осталось только сделать одолжение молодой, развесившей уши кретинке и оказать ей честь в ободранном номере провинциального отеля.

— У вас, Саша, не побоюсь банальности, тяжелая форма мании величия, осложненной манией преследования. Не задавайте мне больше вопросов, я предупреждал будет скучно и вам, и мне. — С этими словами он вышел из машины.

Саша насупилась и не двигалась с места.

— Выходите, Саша! Я вам обещаю отдельный номер и даже на другом этаже.

Забрав сумки, они поднялись к регистратору. Было четыре утра и регистратор, молодой, но обрюзгший человечек явно из спившихся комсомольских активистов, пребывал в состоянии похмельной прострации.

— За дамочку, дедушка, придется доплатить, дамочка в такое время это у нас дело такое… — похоже, ему нечего было сказать и язык шевелился сам по себе, по инерции, порождая во всем остальном организме тошноту.

— Дамочке, как вы выразились, отдельный от дедушки номер…

— Только рядом с вами! — уже испуганно оглядывая незатейливый интерьер, прошептала Саша на ухо Павлу Ильичу. — Не надо меня на другой этаж.

— А что отдельный? — взбодрился регистратор. — У нас демократия! — он запнулся, увидев тяжелый взгляд Павла Ильича, протянувшего стодолларовую бумажку. — Понял и уже заткнулся! Хотите нажраться в одиночку это мы понимаем, это по-мужски.

Спотыкаясь, он доплелся до доски с ключами и, прицелившись, трясущейся рукой ухватил два деревянных брелка, на которых красной масляной краской были выведены цифры.

— Полулюксы! В смысле не люксы, но с толчками. Гостевые карты не заполняйте! Ночью заполнять нельзя, потому что… — он умолк, прекратив на миг свой словесный понос, потом нашелся:

— Гость в дом Бог в дом! Кстати, вы не бывший секретарь парторганизации моторного завода? Ах да! Как же я не догадался! Вы новый русский, совсем новый салям алейкум!

Павел Ильич и Саша уже поднимались по лестнице. Закончив тираду, регистратор сунул деньги в недра мятых штанов, затем приподнял горшок с тщательно поливаемым, а потому смрадно гниющим кактусом, и жадно выпил скопившуюся в поддоне, смешанную с землей воду.

Пробормотав «спокойной ночи», Саша нырнула к себе в номер, а Павел Ильич, прислушиваясь к затхлой тишине, шел в конец коридора. Остановившись у своего номера, он вставил ключ в старый, замазанный белой масляной краской замок и открыл дверь.