Евгений Шалашов - Декабристы-победители

– Гаврила Степанович, – обратился Трубецкой к Батенькову. – Будьте так любезны – не сочтите за труд записать все то, что мы сейчас решаем. У вас, как я знаю, почерк очень хорош. Завтра, а вернее сегодня, нужно обзавестись писарями, делопроизводителями… кем там еще? Столоначальниками. Пусть записывают, регистрируют. Словом, нужно создавать канцелярию.

– Делать новые печати, – подсказал Бистром.

– Хм… – хмыкнул Трубецкой. – Придется выдумывать новый герб. Ах ты… Еще и новые деньги! Впрочем, пока обойдемся старым.

При последних словах, произнесенных князем, открылась дверь, в залу заседаний вошел Пущин, а с ним высокий сутулый человек. Пожалуй, кроме Бистрома, никто не знал в лицо Михаила Михайловича Сперанского, одного из близких сановников покойного императора Александра, попавшего в опалу. Близорукие глаза Сперанского не выглядели сонными, а напротив, смотрели внимательно и даже задорно.

– Здравствуйте, господа, – обратился Михаил Михайлович к собранию. – Польщен вашим вниманием. Не знаю, к добру ли революция, к худу ли, но я готов послужить новой России. Кстати, а как вы ее назвали?

– То есть как можно назвать Россию? – не понял Трубецкой.

Сперанский, перед тем как дать пояснения, аккуратно снял шубу, осмотрелся – куда бы пристроить – и наконец просто бросил ее на свободный стул:

– Была у нас Российская империя. А теперь?

– Вероятно, республика, – как-то неуверенно ответил князь.

– Прекрасно. Значит – Российская Республика. Господин, э-э, Иван Иванович, что за мной приехал, дал мне прочитать Манифест. Прекрасно. Как первоначальный вариант это просто превосходно. Но у меня вопрос. – Временное правительство, в котором я имею честь состоять – орган коллегиальный или же совещательный, а все нити управления будут у нашего господина Председателя?

Все посмотрели на Трубецкого. Как-то уже само собой получилось, что Сергей Петрович взял бразды правления в свои руки.

– Я полагал, – начал князь, – что Временное правительство есть орган коллегиальный. Таким образом, для решения особо важных проблем будут необходимы голоса всех членов.

– Это прекрасно. Но вдумайтесь, что будет в случае, когда кто-нибудь не согласится? Как показывает практика, в спорах истина не рождается…

Члены правительства задумались. Как ни заманчиво звучала идея коллегиального управления, но, как говорят военные люди, лучше один плохой командир, нежели два хороших.

– Михаил Михайлович, – поинтересовался Бистром. – У вас есть какие-то соображения?

– Безусловно, – кивнул Сперанский. – Будучи на губернаторстве в Сибири, да и раньше, составил некоторые наметки. Но их, господа, необходимо привести в соответствии с реалиями сегодняшнего дня. Я ведь никак не предполагал, что один император умрет, второй отречется, а третий будет убит. Мне нужно какое-то время на доработку. Неделя, скажем, или две. Думаю, за это время вы позаботитесь о приоритетах.

– Господин Сперанский, – осторожно поинтересовался Трубецкой, – а какие приоритеты определили бы вы? По моему разумению, главное – удержаться у власти. Для этого нужны силы для борьбы с внешним и с внутренним врагом. Вы можете что-то добавить?

– Думаю, что не особенно много. Да вы, господа, и сами догадываетесь. Кроме борьбы с… – замялся Сперанский, подыскивая нужное слово, – ну, предположим, с контрреволюцией придется решать вопросы укрепления правопорядка. Скорее всего, наши обыватели попытаются заняться грабежом и мародерством. Кстати – та толпа у стройки Исаакиевского собора? Найдем ли мы средства для продолжения строительства? Стало быть, нужно думать, как быть со строителями. Кроме них появятся и другие безработные люди. Возможно, закроются мастерские. Может, усилится инфляция, хотя она и так огромная. Пока крестьяне возят в столицу продовольствие – нужно закупать зерно.

– М-да, Михаил Михайлович, какую безрадостную картину вы нарисовали, – задумчиво протянул Трубецкой. – Об этой стороне дела я даже не думал. Но все же я очень рад, что вы согласились стать членом нашего Правительства. Будем трудиться вместе.

– Да уж, Сергей Петрович. Трудиться будем вместе. Или, – усмехнулся Сперанский одними глазами, – вместе пойдем на эшафот…

Из дневника Элен Щербатовой

«15 декабря 1825 года

Вчера должно было состояться наше обручение. Ждали гостей, но почти никто не явился. Те, кто пришел, говорили, что на Сенатской площади стояли солдаты с пушками и слышались выстрелы. Я думала, что именно так и приносят присягу и Николенька, когда все закончится, приедет к нам. Но вместо этого папеньке принесли какую-то странную записку, где Коленька просит нас немедленно уехать из Петербурга!