Николай Захаров - Авантюристы. Книга 3

– Это, что ты припер, Жан?– простонал, наконец, «повар», сумев вдохнуть воздух.

– Водка, монахи угостили. Сказали, что русский любимый напиток,– Жан понюхал содержимое своей кружки, которую сжимал в руке.

– На змеиный яд похоже, вон уже и в желудке припекло,– простонал «повар».

– Успокойся, Николя, приходилось мне уже пробовать этот напиток. Нормально когда печет,– один из артиллеристов, принялся срезать поджарившуюся бочину, у оставшегося без присмотра поросенка и жир закапал, шипя на горящие поленья.

– Только много ее лучше не пить. Коварная зараза, как эти русские гады. Заманили вглубь своей России, деревни свои поразорили, жрать скоро будет нечего,– ворчал второй артиллерист, обгрызая куриную ногу.– Чтобы эту дрянь пить, привычка нужна и закуска хорошая. Сами-то русские пьют ее литрами. Им для аппетита каждый день по чарке выдают. Жрут в три горла, повоюй-ка вот с ними,– продолжал он ворчать и, отшвырнув в сторону кость, отхватил здоровенный кусок мяса палашом. К костру подошел командир батареи, лейтенант и, принюхавшись, спросил: – Не содрав шкуру жарите, идиоты?

– Так, когда ее было обдирать, мсье лейтенант?– вскочил со своего места рядовой Жан.– Присаживайтесь с нами, мсье. Отведайте солдатской пищи.

– Налей-ка вина мсье лейтенанту, Жан. Устал пади за день. Наши-то два орудия русские то ли утащили, то ли разобрали на части. Очень, наверное, мсье капитан недоволен.

– Недоволен,– вздохнул лейтенант.– Да он зол, как тысяча чертей. Эти-то ворвались в мундирах зеленых и в две секунды забили стволы, какой-то гадостью. Такая дрянь липкая и черная вроде дегтя, только погуще. Ну, ничем ее потом из стволов не выковырять.

– А вы, мсье лейтенант, где были, когда эти русские в зеленом на батарею ворвались?– поинтересовался Жан, наливая лейтенанту водки полную кружку.

– Контузило меня, сзади чем-то, шарахнуло по затылку, у лафета лежал и только круги перед глазами разноцветные видел. Слышал, правда, все хорошо. Один гад там все орал.– «Бистро, бистро, гудронь». Наверное, ругал за нерасторопность, а потом мне опять как дали по голове банником и тут уж я и слышать ничего уже не мог. Очнулся, смотрю, плохо дело. Из стволов пушечных, гадость эта чернеет, а прислуга орудийная с животами вспоротыми лежит. Там, сям…– лейтенант потряс головой и залпом опрокинул в себя кружку водки. Дошло до него, что вино очень крепкое, когда уже проглотил половину содержимого и, дернувшись, оторвался от посудины, уставившись на нее глазами полными слез.

– Это русская водка, мсье. Пейте смело,– Жан сунул в руку лейтенанта кусок курицы и тот принялся жевать мясо, размазывая слезы по лицу рукавом.– Дьявол, как они такое могут пить?

А через десять минут галдеж у костра возобновился с новой силой. Громче всех орал лейтенант пьяный вдрызг.

– Я ему хрясь по роже, а он мне хрясь по затылку, а я ему хрясь… Наливай, Жан, там вроде еще плещется,– лейтенант схватился за бутыль и потянул ее к себе. Зажатая между колен у рядового бутыль выскальзывала из потной ладони, и лейтенант потянулся к ней второй рукой, но равновесие не удержав, чуть не свалился в костер и подхваченный артиллеристами был усажен на свое место. Водки ему налили и даже кусок прокопченного и почти сырого мяса сунули в протянутую руку.

Лейтенант высосал очередную порцию водки и принялся яростно грызть сырую свинину, урча от усердия.

– Вот видишь, нормальные мужики, сейчас морды начнут друг другу чистить.– Сергей отвернулся от костра и ткнул пальцем в сторону шатра маршальского.– Нам туда вроде. Поговорим о спасении души с твоим тезкой? Кем он там был, пока маршальский жезл у себя в ранце не обнаружил?

– Из крестьян Герцог. Наполеон будто издевается над родовитыми вельможами. Раздавая титулы, налево и направо безродным людям – из самого низа. А как быстро привыкают, просто поразительно и, спесь свежеиспеченных герцогов и князей, на порядок выше спеси князей и герцогов наследных. Вот уж действительно «Аристократия помойки». Замысел Бонапарта понятен. Эти люди пойдут с ним до конца, потому что им есть что терять. Теперь. И этим они обязаны лично ему.

Герцог Эльхингенский, свалился на походную кровать и начал уже засыпать, когда вошедший адъютант доложил ему, что какие-то монахи просят его принять их, по весьма неотложному делу. Дитя века восемнадцатого Мишель Ней был скорее уж атеистом и в Бога верил постольку поскольку, но генная память и вдолбленные родителями крестьянами постулаты, закрепились в его душе почтительным отношением к Церкви. Вольтера он не читал по вполне банальной причине. Не умел, но кое-что слышал и этого оказалось достаточно не имея перед глазами истинно верующих, а наоборот имея прямо противоположные образцы человеческого рода, плюнуть в свое время, на все что ему было сказано матушкой в сопливое, блаженное, в общем-то время. Однако к священникам и монахам он на всякий случай относился с почтением, рассуждая с крестьянской рассудительностью.– «А вдруг, мало ли»,– мудрость сию Мишель пронес через все сражения, осеняя себя перед боем крестом, опять же, «На всякий случай» и запрещая своим подчиненным грабить русские храмы.