Максим Бондарчук: Царство Гуверон (СИ)

— Пятьсот.

— Нет-нет-нет, — трактирщик подлетел к сидящему в недоумении от происходящего незнакомцу и стал водить своими руками по грязному телу.

— Посмотри, какой красивый. Какое лицо, какая кожа… если отмыть конечно, а зубы. Таких нет даже у лошадей Его Величества. Бобры во всем Гувероне молча плачут, завидуя такому оскалу. И за такой экземпляр ты предлагаешь всего пятьсот шекелей? Тысяча!

Чернокожий знал, что торг не дастся ему легко и был готов торговаться хоть до следующего утра. Он просто не мог позволить себе не снизить цену и не утрать нос этому скупердяю Езефу.

— Восемьсот, мое последнее предложение. И не шекелем больше.

— Но ведь он красивый…

— Похож на клячу.

— Брось, старина. Ни один публичный дом в Нигге не имеет такого экземпляра. Ты озолотишься на нем.

— Что!?

Голос незнакомца был жалок и похож на предсмертный крик жертвы, которая осознала, что ее ждет в ближайшее время. Чернокожий гастролер повернулся к нему и, посмотрев в лицо готовое расплакаться, сделать дружеский жест в его сторону.

— Не бойся. Все плачут впервые, потом будешь улыбаться. Девятьсот.

— По рукам

Трактирщик радостно ударил в ладоши и схватил кошель с деньгами. Монет было очень много. Даже его руки, знавшие все суммы в этом королевстве, не могли спокойно держать туго набитый мешочек со звонкими монетами. Гастролер схватил незнакомца за плечо и поволок за собой.

— Но… но ты ведь говорил, что поможешь мне. Говорил, что ты гуманист.

Мужчина судорожно упирался всем телом, пытаясь хоть как-то сопротивляться здоровенному циркачу.

— Так и есть, мой милый друг. Следующие десять лет ты проведешь в компании мужчин, которые будут любить тебя всем сердцем. Разве не о таком ты мечтал всю жизнь. По крайней мере, тебе не придется умирать на каменоломнях, а это уже намного лучше.

— Ты предатель! Я вернусь! Обещаю тебе! В моем районе за такое …

Дверь захлопнулась. Последние слова смешались с криками и звоном удалявшихся бубенцов. Циркачи уехали. Трактирщик молча зашел за прилавок и принялся подсчитывать золотые монеты, бережно высыпанные на стол перед ним.

— Попаданцы, хоть какая-то польза от них.

Он поднял перед собой блестящую монету и продолжил любоваться ей.

— Дорогой, как тебе это платье?

Майнстейм смотрел на крутящуюся возле зеркала жену и все больше убеждался в том, что лучше бы он не женился на этой женщине. Красивая когда-то, она превратилась в нечто непонятное и несуразное для королевской особы. Лицо стало похоже на сухофрукт, талия перестала выделяться на фоне остального тела, а некогда пышная грудь опустилась так сильно, что опуститься до такой степени он себе не позволял даже в годы лихой молодости.

— А что если я скажу, что оно тебя полнит?

— Тогда я разведусь с тобой.

— В таком случае, зачем ты спрашиваешь меня об этом, если ответ уже очевиден.

— Ах, муж, — она приложила желтое платье к своему телу и еще сильнее закрутилась у зеркала. — сегодня бал. Будь хоть немного внимателен к своей даме. Скажи комплимент, дай мне почувствовать себя молодой.

Еще раз окинув взглядом растолстевшее тело, Майнстейм отбросил последние намеки на подобные слова.

— Каким может быть платье, купленное мной на мои же деньги? Конечно, красивым, вне зависимости от того на ком оно сидит.

— У тебя скверный характер, муж, и чем старше ты становишься, тем сильнее он проявляется в тебе. Тебе надо быть другим.

— Где наш сын, солнышко? Я не видел его уже очень давно. — король попытался сменить тему разговора. Жена уже давно не «волновала» его мужское воображение. И любые намеки на что-то близкое и личное приводили в ужас даже местную охрану, которая всем гарнизоном сочувствовала королю.

— Он уехал к маменьке как неделю назад. Ты что, забыл?

— Нет, что ты. Я все прекрасно помню.

Врал он как всегда глупо и неумело, но делать это приходилось не так уж и часто, поэтому Майнстейм несильно придавал этому значение.

— А ты знаешь, какой сегодня день?

Матильда резко развернулась и, отложив платье в сторону, начала медленно приближаться к сидевшему в кресле мужу.

— Воскресенье.

— А еще?

— Двадцать второе число.

— А еще? — ее голос становился нервозным.

— Сегодня полуночная служба в храме огня.

— Майнстейм! — она крикнула так сильно и пронзительно, что зеркало было готово треснуть на несколько частей и развалиться на осколки. — Сегодня день рождения моей матушки! Ты обещал мне, что больше никогда не забудешь эту дату!