Александр Воронков - Искры завтрашних огней

— Слухаю, ласкавы пан! — Склонился послушный слуга.

Мн–да, малясь обидно, конечно, ну да на обиженных, как известно, воду возят, а это — не мой профиль деятельности. Закинув заплечный мешок в сани к Эзре, принялся копаться меж тюков и мешков, пока не выудил со дна маленький топорик на метровой прямой рукояти, смазанный жиром и плотно обмотанный жгутами пакли. Средневековая консервация… Как говорит мой батя, оружье любит ласку, чистку и смазку. Вот чисткой мы сейчас и займёмся. Устроившись под овчинами в санях, освободил топорик от пакли и ею же принялся счищать щедро намазанный жир. Тем временем наша часть каравана, наконец, вновь тронулась в путь, стремясь нагнать ускакавших далеко вперёд разведчиков.

— А что, Эзра, похоже, наш пан земан не особенно ладит с новым владельцем этого замка?

— Это Имрё ни с кем не ладит. Одно слово — байстра.

— Но ведь здешним хозяином был кум пана Яна? Так куда девался–то?

— Да кто ж знает… Понадобилось тому Имрё это имение — он себе и отхватил. А прежнего владельца — в три шеи согнал. С сынком нойона не поспоришь… Вот и сшед пан Влчичениш со своими людьми прочь. И где они сей день обретаются — лишь им самим, да Господу известно.

— Так кто такой этот Имрё–то, никак в толк не возьму? Пан Жбан говорит, что мадьяр, ты — что сын нойона. Откуда он в Богемии–то взялся?

— Так и есть. Мадьяр из монгольского семени. Шойжид–нойон его усыновил за храбрость в сражениях, хотя мог и за жестокость: в этом Имрё–бек ничем родичу не уступает. А Шойжида вся Богемия знает: страшный человек, не дай Господь перед ним провиниться, да и без вины с ним горя не оберёшься. Впрочем, что–то я слишком разболтался… Нужно будет — тебе паны сами всё расскажут, а не нужно — так и знать нечего.

Мн–да… Выходит, кум нашего земана в контрах с какой–то здешней 'шишкой', имеющеё у монгол 'волосатую руку'. А через это и мы под раздачу можем попасть, что ни разу не радует… И надо же было Жбану во всеуслышание палиться, кто да откуда. Если этот самый нойонов сын решит пакость сотворить, то координаты земановой усадьбы вычислить для него дело плёвое.

Нам–то что: пока в Пражске Место приедем, пока обратно доберёмся, да там не меньше пары недель, а то и месяц волонтёров в копейщики набирать придётся. А вот оставшимся в усадьбе под Лоуни Жбановым чадам и домочадцам может прийтись весьма кисло…

Возле неприметного свёртка с дороги на старую просеку в качестве регулировщика движения нас уже поджидал ускакавший со Жбаном–младшим кмет. Разумно: если углубимся в лес, то шансы укрыться от возможной погони резко увеличиваются. Аккуратно, стараясь не цепляться за заснеженные ветки, отряд свернул в сторону. Оставшийся воин, как я успел заметить, принялся заметать ветками следы копыт и полозьев. Впрочем, спустя минут десять он уже нагнал нашу маленькую колонну.

На ночёвку остановились на лесной полянке у края полузамёрзшего болотца, куда я сразу же был погнан за водой для ужина. На робкую попытку предложить в качестве альтернативы растопленный снег, было предложено 'ступать и не умничать, тут тебе не город'. Как ни странно, вода в болотце оказалась достаточно прозрачной и даже вкусной: нужно только черпать неглубоко, у самой поверхности. Впрочем, оно и понятно: торфяное дно в таких лесных водоёмах служит своеобразным фильтром для просачивающейся сквозь него жидкости.

Вернувшись к походным кострам, я подвесил над одним из них медный котёл с водой, и в ожидании, пока она закипит, на заранее припасённой разделочной доске, положенной на расстеленную холстину, заменяющую в походе стол, принялся мелко крошить сало и замёрзшее мясо зайца, убитого поутру плетью Франтека Жбана. Впрочем, косой сам виноват: сидел бы тихо — может и не заметили бы, так нет же, выпрыгнул чуть ли не из–под копыт жбановского жеребца. Распалил, понимаешь, охотничий азарт, за что и поплатился раскроённой головой…

Сало с зайчатиной предназначались для походного кулеша, куда кроме обязательной крупы я решил по случаю профилактики зимнего авитаминоза запустить квашеную с морковью капусту, бочонок которой был специально прихвачен из усадьбы под Лоуни. Конечно, ежедневный кулеш уже всем порядком обрыдл, но из–за нынешних приключений искать дополнения к нему, вроде нарванной вчера мёрзлой рябины, не стал. А прижимистый Ян Жбан ещё при сборах резко ограничил ассортимент продовольствия, взятого в дорогу. Хорошо ещё, что по церковным канонам путешественники временно считаются освобождёнными от соблюдения поста, иначе и сала в кулеше мы бы не увидели, факт!