Влад Поляков: Варяги. Меж степью и Римом

Почти всю зиму через владения Станислава шел поток покидающих Польшу. Впрочем, поток… слишком сильно сказано. Скорее ручеек, но устойчивый, не прекращающийся, а порой и усиливающийся.

Он не раз спрашивал у Драгомиры, получая те или иные ответы, все же связанные между собой. Но лишь при последнем вопросе она ответила полностью откровенно на его слова:

— Зачем это нужно князю Киевскому? Стась, ты же не мальчик, но воин, порубежный вассал князя Мешко со своей дружиной. Должен понимать, что Польша еще не полностью покорна новому богу и тому, кто его сюда «пригласил».

— Восстание прибалтийских племен пару лет назад. Помню, — пожал плечами Станислав, не понимая сути сказанного. — А прежние боги князю не страшны, вся наша знать и их дружины чтят Христа. А если и не все, то скоро и это закончится. Старые умрут, а их сыновья уже и не вспомнят о богах отцов.

Рыжеволосая чаровника томно улыбнулась, от чего у Станислава, как и всегда, кровь ударила в голову, а и так крепкие чувства еще сильнее напомнили о себе.

— Сейчас желающим сохранить веру предков легче. Под боком из единоверцев не только пруссы и родственные им поморянские народы, но и Русь. Та Русь, где прежний порядок не только не ослаб, но и укрепился. К тому же князь Хальфдан охотно принимает всех близких по крови и вере.

— Воинов — это понятно. Но остальные…

— Всех, мой милый Стась, всех. Свободный черный люд полезнее рабов, он стремится жить лучше, работая не только на князя, но и на собственное благо. А бояться, что прибывших на росские земли сделают холопами нет причины. Еще в начале зимы о новом указе кричали на всех площадях, а берестяные грамотки приколотили на стены в самых захудалых селах. Слышал, небось?

Он слышал. Тот самый указ Хальфдана Мрачного очень быстро стал известен не только на Руси, но и в сопредельных землях. А суть указа была в том, что ни один человек росского языка не может быть продан в рабство — хоть вечное, хоть временное. Ну а находящихся в таком положении хозяева обязаны были отпустить, получив взамен их стоимость. Сразу, единовременно, из княжеских денег. Ну а освобожденные, в свою очередь, подписывали долговую расписку, обязуясь вернуть потраченное на них с небольшой лихвой.

И если местные владельцы хоть немного и поворчали, но выполнили указ, тем более, что жрецы его почти единодушно поддержали, то несколько иноземных купцов… в общем, зря они попробовали отправить рабов из числа славян за пределы Руси. У парочки были отняты не только невольники, но и немалая часть имущества, а остальным, помимо прочего, еще и головы с плеч сняли. Станислав догадывался, что сохранили жизнь лишь те ослушники, что были из стран, с которыми Хальфдан просто не желал ссориться. Потому и отправил часть из ослушавшихся его воли хоть и ощипанными, но на своих ногах. А разные там хазары, печенеги, волжские булгары… Это им стоило бояться силы Руси, но никак не наоборот.

Получалось, что Драгомира была права если и не во всем, то во многом. И уж точно он не собирался с ней спорить. С кем другим — легко, но не с ней.

Все шло хорошо, пока не стало плохо. На исходе зимы Драгомира стала очень беспокойной. Она часто засиживалась до глубокой ночи, готовя одни послания и внимательно читая другие. Появились новые люди, уже не девушки-прознатчицы, а опытные воины, задерживающиеся в замке на день-другой, а потом исчезавшие. Начинала роптать и часть дружины, которой не нравилось присутствие не просто чужаков, а чужаков из не сказать чтобы дружественного сопредельного государства.

Деньги временно затушили тлеющий огонек недовольства, но это было лишь временным решением. Требовалось что-то большее, о чем Станислав без промедления сказал своей возлюбленной. Та, против его опасений, не стала отмахиваться. Напротив, уверила, что скоро все это должно закончиться. Здесь, в Польше, поскольку собиралась вместе с ним вернуться в свои родные края. Боле того, предложила начать отправлять ценности, чтобы потом не делать все впопыхах.

Так и было сделано. Постепенная продажа большей части того, что вывезти нельзя, отправка того, что вывезти можно. Осторожно… по возможности. И все растущее беспокойство, потому как Драгомира начала не просто улучшать сплетенную сеть, а искать нечто определенное, причем связанное с интересами Рима, которые несли в своих головах священники, подчиненные «викарию Христа». И эти поиски изначально были опасны. Понимала ли это сама Драгомира? Безусловно, но прервать свои поиски не могла, утверждая, что вот-вот сумеет сделать то, после чего можно и возвращаться, причем с победой, да такой, что слава и награды буду действительно огромными.