Станислав Радкевич - мечтатель_солдат_бунтарь. Головоломка

– Хотя, конечно, франкизм у испанцев, – хватился Половина, —коммунисты в тюрьмах и… всяко-разно.

В Гетеборге предстояло провести размагничивание «Уралмаша».

Тяжелое штурманское оборудование матросы еле-еле дотащили до портовой лаборатории. Она оказалась вся заполнена иностранцами, моряки с любопытством глазели друг на друга. Советские встали в международную очередь.

Как красиво смотрелись чистенькие, опрятные суда на блистающем рейде! Только «Уралмаш» торчал угрюмо, как битюг, уродовавшийся много дней без роздыху.

– Интересно, – вдруг на чистом русском произнес один «иностранец», – чей это такой обшарпанный корабль?

Разноязыкий треп в лаборатории разом стих. Казалось, все смотрят только на русских.

– Неважно, какой вид у парохода! – Горячечные глаза штурмана, казалось, заживо сожгут «иностранца». – Важно, что он под флагом самого прекрасного государства на земле!

«Иностранец», однако, не отступил.

– Кто вам сказал, что ваше государство самое прекрасное? – спокойно спросил он.

– Никто! Все это и так знают! И вы, я думаю, тоже!

– Вы ошибаетесь, – тихо, но твердо возразил «иностранец». – Лучшее государство то, где человек – свободный!

От молниеносной стычки в памяти у Доброжилова остался только долгий, сочувственный и действительно… размагничивающий взгляд «иностранца». Он искренне жалел советских – так не сыграешь…

Однако на «Уралмаш» шагали героями. Матросы несли, как игрушки, увесистый штурманский реквизит.

– А здорово вы ему влепили, товарищ штурман! – ерепенился Серый. – Самая прекрасная страна, точно!

– Ты почему-то не прошел по ролям, – недоумевал Половина.

Он по дружбе даже показал бумаги штурману. Лишь фамилия «Доброжилов» была вычеркнута из списка. Но кто это сделал? Почему?

Штурман пошел к капитану. Тот намекнул: не кадры, мол. Водный отдел МГБ.

– Парень ты вроде правильный. Но перед этими я пас.

…Штурман один-одинешенек стоял на причале, рассеянно глядя, как «Уралмаш» отбивает корму. «Что за важность такая – водный отдел?! – повторялось в голове. – Я пойду к ним и все объясню». Сухогруз безостановочно всасывало в блистающую воронку балтийской сини.

«Пусть судят меня за Лауристена, – горячечно упрямничал Доброжилов. – Но это же не жизнь: ни казни, ни прощения!» У ног стоял чемодан с боксерскими перчатками и книгами по штурманскому делу. «И книжки мне еще пригодятся! – жарко убеждал он себя. – И „Мореходная астрономия“ Хлюстина, и „Навигация“ Сакеллари…»

До встречи с Таей оставался час. Весенний Таллин был весь составлен из контрастов: прямой угол стены заключал в себе вьюном изогнутый вензель сбежавших домовладельцев, а через площадь от игольчатого готического собора по-отечески щурился плакатно-черноусый Сталин в ослепительно белом кителе. «Все обязательно будет хорошо! – страстно убеждал себя штурман. – Вон какая весна!»

Он стал думать о предстоящем свидании. Ведь не просто же так они встречались с Таисией осенью. И не просто так она знакомила его со своим отцом-гэбэшником. А матери у нее вроде нет. Есть только грудастая пруссачка, которую Тая зовет просто Марта.

На угол собора Тайка прибежала ровно в двенадцать. Какой красивый контраст: золотые кудри и голубое пальто!

– Привет, Тая! Ты стала приходить вовремя?

– Здравствуй… – Круглое Тайкино личико скривила то ли улыбка, то ли судорога. – Я очень старалась… не опоздать.

– Случилось что-то?

– Пойдем в сквер.

Все скамейки стояли пустые, только в кустах ссорились воробьи.

– Что это у тебя за чемодан? – для чего-то спросила Тая.

– С утра… был на тренировке, – неумело соврал Доброжилов. – В чемодане – боксерские перчатки и… форма.

– А! Ты же занимаешься боксом… – Казалось, она все время колеблется: сказать – не сказать. – Ты знаешь, я была у папы на работе. Ты же помнишь, где он работает?

– В органах, – зачарованно прошептал штурман.

– Так вот… Я просто забыла ключи в тот день, а Марта – ты помнишь Марту? – уехала к сестре в Кенигсберг, вернее, Калининград. – Тая сделала еще одну томительную паузу, словно бы не решаясь продолжать разговор. – И… у папы на столе лежал один документ. В общем, я понимаю, что сделала ужасную вещь, но я мельком прочла заглавие. И…

– Ну?!

– В общем, это был ордер на твой арест.

А! Простое и ясное слово «арест» сразу расставило все по местам. Какой же он был наивный… Гэбэшники специально сняли его с «Уралмаша», чтобы посадить.