Андрей Прохоренко - Как казак пить бросил

– Ты, казаче, где живешь, на небе или на земле? Если на земле, то у тебя есть сабля, пистоли и ружье, а, главное, голова. Она у тебя для того, чтобы смекать и тямыты, а не для того, чтобы лбом стенки пробивать или поклоны бить. Ты кто? Ты воин. Запомни: не позаботишься о себе, о тебе никто не позаботится.

Вернига тогда что-то пробовал сказать в свою защиту, но Семен его сразу же на место поставил, выслушав неубедительные доводы казака, а под конец беседы сообщил «по секрету»:

– Если хочешь стать характерником и прожить жизнь долгую, надейся только лишь на себя. Друзья, если смогут, то помогут. Учись воином быть всегда, особенно в мирной жизни, чтобы ты мог за себя постоять без сабли и без пистолей. И ты тут мне молнии из-под бровей не мечи, как норовистый конь ноздри не раздувай и не кривись, как будто что-то кислое съел, да все никак не придешь в чувство. Доживешь до моих лет, поймешь: в двух третьих случаев смерть наступает по твоей вине от того, что ты не готов, чего-то не учел, где-то не досмотрел или вовремя не сообразил…

Вернига тогда многое услышал от батьки, да только одно дело слушать и слышать, а другое – делать то, что говорят. Этому надобно учиться. Вернига батьку слушал, да не понимал, что он говорит. То ли Семен просто излагал, то ли Вернига в глубине своего естества считал, что ему нравоучения и советы батьки не нужны. Как бы то ни было, а начал с какой-то особенно ясностью вспоминать то, что ему было сказано Семеном Куличуком, Вернига только после того, как с ним поговорил гигант, а еще больше после появления в его жизни Люца-Алама. Про себя Вернига сказал, что эту рожу еще отделает, да так, что чертяка позабудет к нему дорогу. Вот только это были пока что беспочвенные угрозы и намерения.

Батька Верниге давно уже не снился, но, когда Омельян его вспоминал, охватывало казака необычное чувство. Стыдно ему было в глаза батьке смотреть: не слушал он его советов, сошел с пути, характерником не стал. «Подвел я батьку, – все чаще думал про себя Вернига, – а он надеялся на меня». Что с батькой стало, точно никто не знал, но за месяц перед тем, как Богдан на Сечь пришел, исчез Семен Куличук, как будто его никогда на Сечи и не было. Искали его, да не нашли, а вскоре весть пришла, так, мол, и так, погиб батька, на татарский отряд набрел, когда травы собирал. Татары не пощадили. В эти россказни досужие Вернига не верил, знал батьку, как умного, тямущего, смекалистого казака, который просто так подставляться под татарские сабли не будет. Да только годы шли, а батька все не объявлялся. Тогда его погибшим точно сочли.

Омельян, хотел того или нет, также вынужден был признать сложившееся положение дел. Его тогда закрутил вихрь войны. Омельян Вернига был сотником, выполнял с побратимами самые рискованные поручения и задания, о которых, потомки, не рассказывали даже в наше время. Прошел Вернига вместе с Богданом от Сечи до Берестечка без отдыха и на одном дыхании, да только война рано или поздно дает о себе знать. Не беспредельны людские силы, особенно, если их умело подтачивают, а те, кто поддаются на уловки, только все больше ранят себя. К чему это я говорю? К тому, что легко, споткнувшись, упасть, а вот вставать и подниматься, когда ты лежишь, гораздо сложнее, чем не упасть…

Что же Верниги касаемо, то казак без приключений до места добрался. Денег у него не было, а как-то переночевать надо было, да еще и с конем. Можно было коня продать, но Вернига, глядя на красавца-коня, не решился совершить такое святотатство. Животное, пока казак на нем до места добирался, начало чуять в нем хозяина, да у этого хозяина ничего не было для того, чтобы накормить верного друга. И тут казак решился на «подвиг». Коня на время у знакомых оставил, а сам пошел по городу пройтись, посмотреть, как люди живут, где и на чем заработать можно.

Война-то продолжалась. Конца и края ей не было видно. Только с некоторого времени Вернигу война не прельщала. Вдоволь пороху нанюхавшись, казак решил, что пока он важное дело не сделает, товарищам не поможет, не воевать. Знакомых у Омельяна много было, да друзей не было. Все полегли. Побродил казак по Чигирину, да на окраину вышел, сел и задумался, что дальше делать. Вокруг никого не было видно. Вернига зевнул, а потом вздохнул. Дело не ладилось. Уже хотел, было, встать, да обратно пойти, как вдруг, присмотревшись, увидел впереди себя в шагах двадцати как сгущается темная энергия. Казак, глядя на это, прищурился.

«Везет мне, подумалось ему. – Никак Люц снова о себе напоминает».