Альберт Горошко - Time

До церкви я добрался к половине девятого. Людей вокруг не было, и только сонная всклокоченная собака, примостившаяся на теплый колодезный люк, проводила меня равнодушным взглядом. Внутри церкви было совсем темно – я нервно поежился. Кто-то, должно быть, ушлый дачник, стащил рейки, с помощью которых я делал разметку круга. Интересно, а он назад вернулся? Вдруг он прошел один или несколько кругов и оказался в будущем? Я с ревностью подумал о возможности открытия, какое недавно сделал я, кем-то другим. Что ж, обойдусь без реек. Итак, мне предстояло пройти 71 круг по церкви в пальто с чемоданом в руке. Странная месса в бывшем храме…

…Через час я, немного утомившись, остановился перед выходом. Снаружи все так же светило солнце. Я решил отдышаться, чтобы не выглядеть подозрительно. Меня переполняло нетерпение – я не верил, что выйду не туда, откуда пришел. Я не испытывал никаких особых ощущений, хотя думал, что переход во времени должен как-то чувствоваться. Нет, ничего! Ничего, кроме одышки. Ну, пора! Я застегнул пальто и шагнул в прошлое.

Глава четвертая

Явление народу

Под каблуком хромового сапога хрустнул снег. От меня шарахнулся мужик в тулупе, мелко крестясь. Я оглянулся – крепкие соборные ворота величаво распахнуты, из полутьмы, оборачиваясь и крестясь, выходили отстоявшие службу бабы и мужики. Мой внешний вид, особенно чемодан, явно не соответствовал окружающей обстановке. Стараясь, насколько возможно, не привлекать внимания, я тихонько вышел за ограду и прошел по улице полквартала. Сработало – передо мной стояла белостенная златоглавая церковь. Я был потрясен. Хотелось прыгать от радости. Вокруг меня улица напоминала то, что я видел на старых фотографиях в краеведческом музее – крепкие деревянные дома в четыре-пять окон, ворота с козырьками, телега, запряженная резвым коньком. Машинально я двинулся в сторону своего дома, которого еще не было. Городские часы на заводской башне пробили десять. В моем кармане позвякивали 20 серебряных полтинников 1925 года чеканки. Десять рублей серебром хватит дней на 10-20. Надо найти место для ночлега, хотя думать об этом недосуг – очень многое предстоит увидеть и узнать.

Перекроенное пальто, похоже, сильно выделяло меня из толпы, и прохожие косились на чемодан. Я заглянул в суконную лавку.

– Хозяин, где у вас тут базар? – спросил я, стараясь быть непринужденным, краснощекого малого с лоснящимся лицом.

– А ты что, не здешний? – ответил он вопросом на вопрос, задержав взгляд на моем пальто.

– Да, приехал по делам нашей артели, – соврал я, не мешкая. – Мы в Переухове хромачи шьем, так меня вот и послали рынок ваш посмотреть.

– Вот оно как. Так иди вниз по Кузнецкой, там и базар. Да кто ж без товара на ярмарку ходит?

– Так прицениться ж сперва надобно, потом и торговать будем.

– А в вашем Проухове все такие лопоухие? – заржал молодец мне вслед.

Не обратив внимания на его шутку, я отправился на Кузнецкую улицу, название которой не изменилось, а облик слабо напоминал тот, что остался в моем времени. Через два квартала я свернул на Октябрьскую, где в доме 23, судя по информации из музея, располагалась гостиница. Действительно, передо мной стоял крепкий особняк, красуясь двумя красными флагами, оставшимися после 10-летия Октября. Оба этажа здания были окрашены в ярко-синий цвет, а дверь и рамы в казенный красно-коричневый. Гостиница напоминала штаб, и я решил не заходить без документов, а поискать частника.

Глава пятая

Адаптация

Я шел по центральной улице своего города и, естественно, не узнавал его. Рассвет НЭПа отразился на его облике пестротой лавок, контор и других заведений. Рекламные доски соседствовали с оставшимися революционными транспарантами, на одном фасаде мирно висели идейные антагонисты – еще дореволюционная вывеска “Ремонт швейных машин Зин-геръ” и плакат “На слом буржуазные устои!”, быть может, кисти того же самого художника.

Народ попадался большей частью праздно лузгающий семечки, и никому, похоже, не было дела до долговязого прохожего с чемоданом в руке. Хотя любого из них я смог бы изрядно озадачить, соблазн чего так и щекотал меня изнутри. Мое внимание привлек человек, читающий афишу:

Только сегодня!

Городской парк , Зимний зал.

Мадам Вересковская – предсказания будущего.

Вход 10 копеек.

Человек был молод и странен. Мне показалось, что я его уже где-то видел. Из кармана потертого плаща торчал сверток то ли газеты, то ли журнала. Из-под гимназистской фуражки висели пружинки светлых кудрявых волос, круглые очки спадали на тонкий прямой нос, губы шевелились в неслышном шепоте. Чудак что-то записывал в истрепанный блокнотик химическим карандашом и вдруг обернулся ко мне.