Александр Шуваев - Гном. Часть 3

Для того, чтобы придать «реформированному» рублю реальное содержание, его временно «обеспечили» горючим: за рубль в любой момент можно было получить литр бензина. Это была вынужденная мера, поскольку в тот период в СССР трудилось чрезвычайно много иностранных граждан, от пленных немцев и до британских инженеров, чей труд оплачивался исключительно в рублях. Вот они и вывозили поначалу топливо. Загружали канистрами и бочками целые вагоны. Нанимали «в складчину» целые цистерны отдельно и составы из цистерн топлива, которое впоследствии реализовывали за национальную валюту, а, чаще того, за незыблемо стоящий и безудержно растущий Доллар США. На короткий период вокруг этого вырос даже целый слой жучков-перекупщиков, но потом, осознав неладность положения, Совнарком враз прекратил эти безобразия. ГККЖТ, Государственная Коммерческая Компания Жидкого Топлива открыла склады на всех узловых железнодорожных станциях вплоть до Пиренеев. Разумеется, – никаких пошлин, и поэтому, как в Башкирии, так и в Москве, как в Варшаве, так и в Париже: за реформенный рубль – литр бензина. Теперь иностранные работники не заморачивались с канистрами и перекупщиками, спокойно вывозя рубли. После этого «жучки» сохранились, но уже в несравненно более скромных количествах. Чего русские никак не ожидали, так это того, что «возвращенцы» так быстро сорганизуются, на какой-то период практически монополизировав розничную торговлю жидким топливом в разоренной, но, вроде бы, оживающей Европе. Явочным порядком рублик стали использовать в расчетах и по другим сделкам, с топливом не связанным.

– Скажите пожалуйста, Александр Иванович, – нарком легкой промышленности счастливо улыбался, – вы это, если не секрет, у кого покупали? И почем? Или опять этот ваш натуральный обмен с американцами?

В руках он держал белую, как свежевыпавший снег, тугую прядь какого-то волокна, явно отрубленную или отрезанную от какого-то более длинного конца.

– Это? Да ни у кого.

– Послушайте, товарищ Берович, уж в чем-чем, а в хлопке я разбираюсь. У нас не растет сортов с такой длиной волокна. Оно длиннее, чем у лучших селекционных сортов на основе египетского хлопка в пять-шесть раз, как минимум. Не говоря уж об американских. Из этого можно сходу производить лучшие сорта батиста. Так называемый «маркизетт».

– Вы уверены?

– Нас в «тряпке» неплохо учили. Один Марков чего стоил.

– Очень странно. А где вы его взяли?

– Да у женщин ваших отщипнул немножко. От большой такой пачки.

– А-а-а… Во-от в чем дело! Я разрешил. По килограмму в руки на месяц. Послушайте, ну нельзя же так жаться! Им надо, а у нас производство вполне…

И – замолчал, увидав изменившееся, с очень странным выражением лицо молодого наркома.

– Послушайте. Мне плевать, кому вы его выдаете в пайках. Это вам виднее, а я вам не начальник. Меня интересует, это что – НЕ ХЛОПОК?

– Конечно, нет. Это целлюлозное волокно. В сороковом меня спросили, могу ли я особо чистую целлюлозу на шашки для РС. Провозились три месяца, но сделали. Как почти все, из древесины малоценных лиственных пород. Наша технология такова, что проще всего получается прямое волокно без ветвлений. Пороховщики сказали, что длина особого значения не имеет, поэтому контроль за дефектами цепочек установили третьего уровня, и волокно выходит от пятисот до восьмисот миллиметров. Сделать вдвое длиннее, получится почти на двадцать процентов дороже. Удлинить втрое, будет дороже в два с половиной раза… А что случилось? До сих пор нареканий не было.

– Я тебе объясню – «что». – Зловещим тоном проговорил Косыгин, задыхаясь от бешенства. – Видите ли, Александр Иванович, хлопок – это и есть целлюлозное волокно. Обводнить пустыню, вырастить, собрать, очистить от семян и линта, – и останется то самое чистое целлюлозное волокно. Почти чистое, потому что там еще есть процентов пять всякого говна, от которого приходится с бо-ольшим потом избавляться. Мы за это, – валюту платим! Золото роем на Колыме, чтоб это самое «целлюлозное волокно» купить. За морем! Роем каналы в пустынях, орошаем десятки квадратных километров пустыни, чтоб уж не совсем зависеть от буржуев, выращиваем довольно убогий хлопок, – а товарищ Берович переводит в тридцать раз лучшее волокно – на порох! И мы ни сном, – ни духом! Страна раздетая, – а он гонит волокно из сырых дров и молчит!!! А если б твои бабы не брали б его на затычки, – никто б так и не знал ничего!