Стасс Бабицкий - Без пяти лет апокалипсис

Да уж, давненько. С той проклятой войны прошло больше шестнадцати лет. Ну и раз уж начал считать… До свидания с Клеопатрой осталось отработать меньше пяти. Киф закрыл глаза. Все мысли возвращались к побегу в прошлое. Скоро. Скорее бы! Он представлял, как сядет в машину времени, а потом заискрится зеленый туман… Дальше не углублялся, не прорисовывал мысленно образ египетской царицы. Клеопатра была намечена тонким контуром, штрихами. Разве важно, какого цвета волосы и какой длины ноги? Будто бы, увидев, что у нее маленькая грудь, Киф откажется от своей затеи и пойдет в древнеегипетский кабак, пить с горя. Нет, она не женщина и даже не символ. Она – отличный способ хлопнуть дверью напоследок.

«Все равно поимею!», – мысль гудела в висках, когда он вгрызался в очередной пласт эребуса. Непонятно, кого Киф имел ввиду: Клеопатру, Корпорацию, Старуху-с-косой или всех их вместе взятых.

А потом в Купол заявился Фрол. Здоровенный мужик из далекой северной страны, который три года назад горбатился вместе со всеми, но вдруг надолго исчез. Все решили: помер. Но, смотри-ка ты, вернулся. Секретничать не стал, выложил всю подноготную.

– Я же в прошлый раз устроился на шахту ради дочери, хотел подарок сделать на совершеннолетие. Отправить на денек к теплому морю.

Тут он достал из кармана пожелтевшую фотографию с заломами и оторванным уголком. Улыбающиеся мужчина и женщина, надпись по верхнему краю: «Привет из Крыма, 1967». Семейная реликвия! Только русские настолько сентиментальны, чтобы таскать годами кусок картона с выцветшими предками, имена которых уже и не вспомнить. Подарок удался, девочка провела день в раю. Но потом пришлось очнуться в опостылевшей реальности.

– С тех пор сидит целыми днями у окна, как царевна-несмеяна, – развел руками Фрол. – Держит возле уха ракушку, привезенную с пляжа. Говорит, там море шумит.

Отец, разумеется, во всем винил себя. Хотел как лучше, а вышло… Девушка угасает на глазах, врачи сказали, долго не протянет. Потому шахтер заключил новую сделку с Корпорацией: будет работать, пока дочке не станет совсем худо. А после отправится с ней к тому же теплому морю, – хоть на час, хоть на минуту, на сколько хватит эребуса – чтобы проводить в последний путь.

– Мечтает дочка теперь об одном: как только почувствует приближение смерти, окунуться в море и плыть на закатное солнце, покуда хватит сил. Чтоб потом душа ее взлетела и стала чайкой или альбатросом.

– А ты? – спросили сразу несколько голосов.

– А я сяду на берегу и зарыдаю. Наверное…

Киф прекрасно понимал мечту девчонки, во многом созвучную его собственным планам. Единственное, что не укладывалось в голове – отчего Фрол трудился ради другого человека, пусть даже и родной дочери. Люди ведь так не поступают?! Во всяком случае, не встречались такие прежде, за всю жизнь. А русский и соседям помогал. Когда шахтер, надрываясь, тащил отколотый кусман зеленухи, – слишком тяжелый для одного, – подхватывал за неровно обрезанный угол и помогал грузить в вагонетку. На обратном пути, как только сняли шлемы, Киф выпалил:

– Делиться не буду! Даже не надейся!

– На здоровье, – хлопнул его по плечу Фрол.

Откуда это берется? Радушие, так кажется, называется. Он что, не понимает: здесь каждый сам за себя? Никто не прикроет спину, не оттолкнет, если сзади пойдет ледник. Эгоизм, возведенный в степень. А этот… Всегда старается плечо подставить. Рубит Стену – песню мурлычет, говорит, так легче работается. Самый сумасшедший маньяк из всей здешней компании.

Иногда Фрол совсем уж безумные вещи рассказывал. Что будто бы та самая последняя война началась не от людской злости или ненависти. А от жадности.

– Ты пойми, дружище, все эти президенты, правительства и короли, на самом деле были марионетками. А кукловоды всегда оставались за ширмой. Абсолютную власть захватили богатейшие семьи и компании, вот они планету и контролировали. Не государства, нет, границы давно стерлись. У кого в руках ресурсы, тот и правит.

– Как рэкетиры, – кивал головой Киф, вспоминая знакомые криминальные схемы.

– Именно. Так же, как сейчас Корпорация. А когда кончилась нефть, они запустили ядерные боеголовки. Чтобы выживший мог править остатками этого мира.

Скорее всего, так и было. Фролу уже изрядно за сорок, помнит довоенные времена получше Кифа. Беседовали они мало. В забое невозможно, а в батискафе слишком много людей – поди пойми, кто настучит бригадиру. В столовой, за завтраком, тоже не удавалось: каждая консервная банка вычерпывалась в десять ложек, успеешь от силы пару фраз вмять в синтетическую пасту и добавить к сытому брюху. Свободное время появлялось только перед сном и, хотя уставшее после смены тело требовало немедленного сна, мозг впитывал слова, как губка.