Антонина Ванина - Стратегия обмана. Политические хроники

Сарваш смог нажать на самую больную точку для Фортвудса — игру на бирже, которой был привержен сэр Майлз и от которой периодически страдал бюджет Фортвудса. После обещания портфеля ценных бумаг, Темпл уже ничего не мог поделать — сэр Майлз целиком ухватился за идею продать Гольдхаген Сарвашу — потому что это очень выгодно.

— Тогда зовите юристов, — улыбнулся Сарваш, — подпишем все бумаги. Надеюсь, мы сможем оформить сделку, как оплату услуг Фортвудса по бессрочной охране сестер Метц от посягательств гипогеянцев, которые наверняка ещё не раз повторятся?

— С чего вдруг нам брать на себя такие обязательства? — хотел было возмутиться Темпл.

— Хотя бы с того, — холодно ответил Сарваш, пристально глядя на него, — что никто и никогда не посмеет сказать, что Фортвудс просто взял и ограбил двух альваресс. — и он снова улыбнулся. — А так, вы продали два страховых полиса. Разве не это выглядит благообразно?

Его приложение было безоговорочно принято. Финальные аккорды сделки сыграли в этот же день в Сити, когда Сарваш перевёл всё обещанное на счета Фортвудса. Лили с мелочью на счету осталась в Лондоне свободным и защищенным человеком. Сарваш же поехал обратно в Фортвудс за Гольдхаген.

В это время полковник привел её в свой кабинет, где в присутствии юристов она подписала тот самый документ об уплате непомерной суммы за бессрочные охранные услуги от Фортвудс на веки вечные. Впрочем, текст договора он ей прочесть не дал, поторопив с подписью, потому что знал любовь Гольдхаген к занудству и расспросам — откуда столько денег, кто заплатил, почему. Пусть Сарваш потом сам ей всё и объясняет. Когда юристы удалились с договором, полковник произнес:

— Всё, теперь ты свободна.

— Ну, наконец, — скривилась она, — а то мне ещё к ужину готовиться.

— Ты не поняла. Ты совсем свободна. Уезжай сегодня же до наступления темноты.

— В смысле? — всё ещё не хотела понять она.

— В прямом. Пока ночью из Фортвудса не отпустят на волю двух гипогеянцев, ты уедешь отсюда первой. Скоро приедет Сарваш и заберёт тебя, — и твердо прибавил. — И чтоб я тебя больше никогда здесь не видел, поняла?

Судя по виду женщины, смысл слов доходил до неё медленно.

— С Сарвашем?

— Да?

— Уехать?

— Да.

— Сегодня?

— Сейчас.

— Чёрт, а я ведь ко всем вам уже успела привыкнуть.

— Даже не думай, — предупредил её полковник. — К Сарвашу теперь привыкай.

Собрав малочисленные пожитки, Гольдхаген вышла из своей комнатушки. Пока полковник выводил её и здания нового корпуса, она чуть ли не с тоской оглядывала все вокруг, будто навеки покидает родной дом.

— Хватит ломать комедию, — предупредил он её уже на улице, — я тебя и так насквозь вижу.

— Чёрствый ты. Всё-таки здесь не самая плохая тюрьма.

— Скажи это остальным служащим. Сегодня они закатят грандиозную вечеринку в честь твоего отъезда.

— Зато как долго они будут меня помнить, — рассмеялась Гольдхаген.

— Можешь не сомневаться, будут помнить до последних дней и ещё внукам расскажут.

Когда вдали около рощи показалась фигура Сарваша, полковник произнёс:

— Вот он, твой горячий поклонник и спаситель.

— В каком смысле, спаситель?

— Сама его спросишь. Если он захочет, расскажет.

— Ну, надо же, какие секреты. Ты лучше скажи мне, с чего ты в прошлый раз взял, что он вообще хотел меня забрать? Нет, правда, всё не могу понять, откуда он узнал, что я здесь.

— Я сказал.

— А зачем?

— У нас была договоренность.

— Да? И давно.

Гольдхаген уже успела надоесть полковнику со своими расспросами, и потому он предпочел честно ответить.

— Лет одиннадцать как.

Если она не совсем дура и умеет считать, стало быть, всё поймет и отстанет. Но не тут-то было.

— Это что же, сразу после нашей с ним эпичной встречи в компании Народного фронта освобождения Палестины?

— Его самого.

— И что, Сарваш после этого сразу рассказал об этом тебе?

— Нам об этом много кто рассказал. Альвары могут быть не только преступниками и пострадавшими, но и свидетелями. Между прочим, Сарваш тебя защищал.

— Да ну? — Гольдхаген сделала вид, что удивлена.

— Ты совсем, что ли не понимаешь, как он к тебе относится? Радовалась бы, что хоть кому-то не всё равно, сядешь ты в тюрьму или нет.

— А он что в 1975 году так и сказал, боюсь, как бы Александра не села в тюрьму? — насмешливо произнесла.

Впервые полковнику стало обидно за Сарваша, который только что уплатил заоблачный выкуп за абсолютно дрянную и неблагодарную бабёнку, которая не то что маломальскую симпатию не может выразить, но ещё и потешается.