Владимир Малыгин - Если боги за нас!

© Владимир Малыгин, 2021

© ООО «Издательство АСТ», 2021

Спасибо всем, открывшим эти страницы и хоть немного зависшим над произведением. Прошу при этом не забывать, что вы читаете ФАНТАСТИКУ, добросовестно придуманную автором, а не исторический труд…

Дома! До последнего мгновения не верилось! Даже когда уже показалась из-за поворота крыша такого родного для меня дома, даже когда знакомая до каждой царапины на крашеном железе калитка гостеприимно распахнула от моего лёгкого нажатия свою нагревшуюся за день на солнце коричневую створку, словно приглашая проходить, всё равно не верилось. И только когда любимая жена помахала приветственно ладошкой, только тогда и отпустила меня тугая пружина сомнений, разжалась, распрямилась, отбрасывая прочь все страхи и тревоги произошедших со мной в последнее время событий. На подрагивающих от предательской слабости ногах подошёл ближе, остановился в нескольких шагах, неверяще всмотрелся в такие родные черты.

– Соскучился? Как будто давно не видел? Нагулялись? Иди уже, пиво твоё в холодильник убрала, отдыхай.

А сама смеётся весело. Хорошо! На сердце отлегло. Да уж, нагулялись так нагулялись. От души. Может, мне всё произошедшее привиделось, показалось? Всё-таки башкой здорово навернулся, шея до сих пор немного ноет и на затылке шишка… Была… А теперь нет её. Потёр ладонью затылок. Не знаю…

Перешагнул низкий декоративный заборчик, отгораживающий грядки от остального сада. Да ладно, что я тут придумываю? Заборчик сделали специально от собакина, а то ишь повадился с самого начала нашей загородной жизни по грядкам бегать, и не отучить его никак. Пару раз попробовал последовать книжным советам, поводить между приподнятыми грядками, в крайнем случае наказать строго за провинность, да хитрая псина не понимала такого ограничения своей свободы. Или делала вид, что не понимает, иначе как объяснить то, что в моём присутствии чинно ходила строго по дорожкам. Но стоило только отвернуться… А наказывать… больше одного раза не смог, жалко псину, не поднимается рука. Лучше уж декоративный заборчик поставить. Пришлось постараться, чтобы эстетично было, иначе строгая проверяющая комиссия в лице супруги работу не приняла бы.

Да, перешагнул и медленными шагами, осторожно, приблизился к улыбающейся жене, провёл ладонями по щекам, по рукам, приник, обнимая за плечи, вдыхая такой родной запах. На глаза навернулись слёзы. Сгрёб крепче пискнувшую супругу, уткнулся лицом в волосы, проморгался, скрывая предательскую влагу, через сжавшееся в спазме горло кое-как выдохнул:

– Как же я тебя люблю…

– И я тебя! – что-то почуяла супруга, выпустила из руки цапку, приникла в ответ плотно, обняла, отводя запачканные землёй кисти рук в стороны. – Ничего не случилось?

– Всё хорошо. Теперь всё хорошо! – постоял так ещё немножко, отстранился, вглядываясь в глаза.

– Да что с тобой такое? Ступай домой, доставай своё пиво, да мне винца налей немного. Руки отмою и подойду, посижу за компанию.

Через силу оторвался от любимой, заставил себя сделать первые шаги к дому. В спину догнал недоумённый вопрос:

– Что с Громом? Никогда он таким спокойным не был. И за тобой следом как привязанный идёт. Нет, что-то вы от меня оба скрываете!

– Пошли в дом, а? Бросай ты свою траву.

– Иду я, иду…

Потянул на себя нагревшуюся за день ручку, тяжёлая дверь распахнулась, дохнула прохладой и сумраком тамбура. Вспомнил, обернулся к собаке, посмотрел в умные глаза:

– Всё, дружок, мы дома. Иди на своё место.

Тихо щёлкнула замком за спиной железная дверь, отсекая хлынувший в дом горячий воздух улицы. Скинул галоши, остановился напротив большого зеркала, занимающего полстены, всмотрелся. Каким уходил, таким и вернулся. Ничего не изменилось. Те же галоши, треники и футболка. Как такое может быть? Они же давно в утиль превратились, нет их уже? Причёска… а я и не помню уже, какая у меня она была. Руки? У меня же на руках от меча, вёсел, работы такие твёрдые мозоли были? Кожа вся загрубела, стала как подошва. Помолчал, внимательно рассматривая ладони. Обычные мозоли, обычные руки. Привиделось? Не знаю.

Сунул ноги в тапочки, дотопал до холодильника, распахнул дверцу, протянул руку, точно зная, где стоит бутылка из-под шампанского, в которую я переливал домашнее яблочное вино. Свободной рукой холодную полторашку с пивом потянул, толкнул локтем дверку. Привычно, словно и не было в действительности этого перерыва, накрыл журнальный столик у дивана, потянул из шкафа свою любимую пивную кружку. Тяжёлую, гранёную, такую, которые раньше только в пивных барах и были. Мне её ещё в давно ушедшие советские годы друг на Камчатке, Саня Виноградов, подарил. На память. Тогда это редкостью было. Берегу, только по особым случаям достаю, таким, как сейчас. И помню.