Олег Кокин - Евстафий, сын того самого Никифора

– Выходи Талгат и добром возврати мне долг, если ты откажешься, я полоню твоих детей, а тебя мой лучник пристрелит так же, как он пристрелил твою Назиру.

Стаф первым выскочил из дверей, и мышкой юркнул в сторону ближайшего угла дома. Разбойники даже не поняли, что за белая тень мелькнула из дверей и враз исчезла за углом строения. Хозяин зимника играючи отбил прилетевшую стрелу щитом и коротко ответил на притязания разбойника, стоя спиной к захлопнувшейся двери:

– Кровь пролита, долг уплачен. Уходи подобру-поздорову.

Утен зло рассмеялся:

– Поговори еще, поговори. Скоро услышишь, как мой сын с балбанами валяет в хлеву твоих девок. Лучник, чего медлишь, давай, засыпь это верблюжье отродье стрелами.

Лучник плаксиво ответил главному разбойнику:

– Дядя Утен, тетива на луке совсем растянулась.

Утен раздосадовано рявкнул:

– Ну, так меняй живее, раззява.

В их перепалку вклинился душераздирающий девичий крик из хлева и громкое испуганное блеяние овец. От этого крика Талгат озверел. Он молниеносно подскочил к предводителю разбойников и, проскользнув перед мордой отпрянувшей было лошади, попутно взрезал ей горло, и с другой стороны достал саблей по сапогу Утена. Замешкавшемуся с перестановкой тетивы на луке племяннику Утена отрубил левую ногу по колено. Тот, побросав и лук и тетиву и поскуливая, сполз с коня на мерзлую землю, и пытался остановить хлещущую из обрубка ноги кровь, обвязывая его запасной тетивой. Утен удачно соскочил с упавшего коня и, прихрамывая, набросился на Талгата с саблей. Стаф промчался мимо спокойно стоящих трех оседланных лошадей и заскочил в открытые ворота длинного хлева. Сразу присел слева от прохода, пытаясь разобрать в потемках хлева происходящее в его глубине. Едва он рассмотрел валявшегося недалеко от него мальчишку с расквашенным в кровь лицом и, со всхлипами пытавшегося встать на ноги, как услышал девчоночий отчаянный крик, доносящийся из правой загородки для овец. Стаф, пригибаясь, чтобы не так сильно была заметна его фигура, быстро приблизился к загородке. Открывшаяся ему картина поразила его до самого сердца своей дремучей жестокостью. Один из напавших бандитов с полным упоением трудился над бесчувственным телом девочки-подростка среди толпившихся вокруг овец. Другой ворог заламывал руки и бил по лицу другую девчонку. Она-то и кричала от побоев и боли. Недолго думая и проникнувшись ярой ненавистью к насильникам, Стаф перепрыгнул низкую оградку загородки и воткнул кухонный нож в спину, борющемуся с девчонкой, бандиту. Тот охнул и отвалился от предмета вожделения. Второго насильника постигла та же участь, быть зарезанным кухонным ножом. Даже мертвым бандитам Стаф завязал руки их же суконными поясами. Снятым с себя покрывалом он прикрыл истерзанную девчонку, которая была без сознания. Другой, героически сопротивлявшейся, девочке указал на лежащую сестру и корявым киргизским языком сказал, что она жива, но потеряла сознание, и что мальчишку тоже надо сюда привести. Неумело обыскал тела бандитов, нашел два длинных кинжала и одну кривую саблю у них. Саблю оставил себе, а кинжалы отдал девочке с наказом защищаться от разбойников вместе с братом. Он уже подходил к выходу из хлева, когда ему в голову пришли совершенно как будто не связанные между собой воспоминания. Картина недавно прошедшего времени с тремя оседланными лошадьми без всадников у хлева и наказ Талгата Кулжигита своей старшей дочери о возможном проникновении разбойников в дом через дымовое отверстие в крыше. Стаф приостановился, обдумал всплывшие воспоминания. Понял, где сейчас находится всадник с третьей лошади. Решил разбежаться от хлева и, пользуясь своей прыгучестью и легкой одеждой, с ходу запрыгнуть на крышу дома. А дальше, как пойдет. Он аккуратно просунул лезвие сабли сзади за поясной ремень, чтобы она не мешала ему в движении. Выглянул снизу ворот хлева на улицу. Главный разбойник опять верхом на другом коне кружил перед домом и наскакивал на изворачивающегося, будто уж на сковородке, хозяина зимника. Оба противника не уступали друг другу в сноровке и быстроте ударов саблями. Но было видно, что Талгат Кулжигит выдыхается. В ходе последнего наскока разбойника Талгат отбил скользящий удар его сабли щитом, но не успел увернуться от крупа лошади, и был сбит наземь. Пока разбойник разворачивал лошадь передом к Талгату, тот смог подняться только на четвереньки. И быть бы ему разрубленным напополам, если бы не Стаф. Надвинув черную шапочку на самые глаза и подняв руки над головой, он с диким криком: