Порошинской заимке уже давно не уделялось внимания: она обросла травой, ветер растащил клочки прошлогоднего сена, сухие ветки, разбросал приготовленные сухие заготовки шестов, палок, бересту; в одном месте ограждение заимки было разрушено: вероятно, крупный зверь тёрся об него, получая удовольствие.
Голуба не имела раньше возможности снаружи рассмотреть избу и теперь удивлялась ей всё больше и больше. Это было даже скорее какое-то сооружение, а не изба. Три её стены снаружи были не стенами, а склонами небольшого холма. И лишь входная часть: вход с небольшим спуском, оконце в верхней части стены, над дверями, позволяли определить, что это жилище. Навес над входом, закрытый пучками поблекшей травы и веток деревьев, защищал от ненастья. Издали заимка была мало различима от окружающей её лесной стихии.
Внутри избы, посередине, гладкий столб, на котором множество сучков и всевозможных крючков; в дальнем левом углу был очаг из неотёсанного, собранного в лесу камня, вверху оконце для дымохода; в правом углу стоял стол, две скамьи; стены из ошкуренного леса имели какие-то полочки, на которых стояли туески из бересты; в углу перед входом из пола выпячивалась, лежала дверь с ручкой, которая позволяла поднимать её. С усилием приподняв дверь, Голуба обнаружила под ней небольшое подвальное помещение, земляные стены которого были укреплены нетолстыми брёвнами; оттуда повеяло сыростью и прохладой. Там хранились какие-то продукты, утварь.
С горячностью, свойственной молодым людям, она принялась за уборку этого жилища, приютившего её в столь тяжёлый период жизни.
Солнце уже село, сумерки навалились неожиданно быстро. Весь день они хлопотали, только однажды днём оторвались от работы и перекусили на скорую руку, всухомятку, запив спешно водой. Уставшие, но радостные от проделанной работы, они сели за стол. Голуба наварила каши, заварила настой из иван-чая. Редко потрескивала лучина в глиняном кувшине, бросая всполохи на углы избы. Поужинали. Голуба убрала со стола. На мгновение повисла пронзительная тишина. Чтобы как-то заполнить эту неожиданно возникшую паузу, Голуба начала расспрашивать Мелеху о заимке, их жизни с отцом. Мелеха рассказывал ей, как они строили заимку с отцом несколько лет назад, уйдя из деревни, распрощавшись со своей старой жизнью. Открыл крышку подвала и, взяв лучину, пригласил Голубу спуститься с ним.
Осторожно, боясь оступиться, она оперлась на поданную руку Мелехи; заряд его энергии и тепла мгновенно пронзил Голубу до самых пят, до самых кончиков волос. Сердце нежданно и бешено заколотилось, готовое вырваться наружу. Голубе захотелось прижаться к нему, обнять его, обласкать. Пересилив нежданный призыв юного тела, она заглянула в подвал. Мелеха отодвинул часть торцевой стены подвала, она увидела проём, откуда потянуло свежим воздухом с наружной влажностью, запахами и чуть слышными звуками леса. Ещё мгновение, и лучинки загасли. Мелеха на ощупь поставил стенку на прежнее место и объяснил Голубе, что дальше от этого подвала идёт подземный ход, который через пятнадцать метров приведёт в лес.
– Ну, Голуба, давай выбираться отсюда, сейчас я помогу тебе подняться в избу.
Мелеха боком начал продвигаться по стенке подвала к выходу, но подвал был не так широк для свободного прохода двух человек. Поневоле они оказались рядом, друг перед другом, лицом к лицу, стиснутые стенками подвала. Их тела плотно соприкоснулись, и, почувствовав силу и мощь тела Мелехи, Голуба невольно выдохнула страстный звук, ноги её подкосились, она начала оседать. Мелеха подхватил её за талию двумя руками и нежно прижал к себе. Это заставило тело Голубы напрячься как струна и плотно прижаться к Мелехе.
– Ах! – Голуба не узнавала свой голос. Она никогда ещё не была так близка к мужскому телу.
Благовоспитанная, проживающая в глубоко верующей православной семье, она была ещё не готова к встрече с мужчиной, ей неведомы были девичьи страсти и переживания. Она не смотрела на парней и не испытывала к ним тяги. Они не часто, но обсуждали с мамашей отношения мужчины и женщины, и та говорила ей: «Слушай своё сердце, ты всё поймёшь, оно не подведёт тебя».
И сейчас она слышала своё сердце. Оно бешено билось, оно просило, оно требовало: «Обними его, прижмись к нему и не отпускай его никогда!»
Мелеха был как в тумане: Голуба разожгла в нём огонь, который затушить сможет разве что смерть! Он чувствовал Голубу всем своим разумом и телом. Рядом с ним трепетала горлица, попавшая волею судьбы в засадные силки. Мелеха ощущал эту девичью струну под своими руками: набухшие груди Голубы насквозь прожгли ему грудь, её дыхание обжигало шею, её волосы ласкали его, зажгли в нём такую бурю, что он не смог больше противиться ей. Он нежно и плотно прижал Голубу к себе, наклонился и несильно, медленно прижался к её девичьим губам своими губами.
Читать дальше