Андрей Булычев - Егерь Императрицы. Унтер Лёшка

Спортивная секция самбо, соревнования, и на шее у повзрослевшего мальчишки на красивой трёхцветной ленте висит золотая медаль с цифрой I. И какой гордостью светятся глаза у мамы, которая стоит в первом ряду среди зрителей.

Последний звонок, выпускной, и руки его девушки Маши на плечах в кружении танца. Вступительные экзамены в РВВДКУ – Рязанское высшее военное десантное командное училище имени генерала армии В.Ф. Маргелова – кузницу офицеров ВДВ и Спецназа России. Лысая голова первокурсника, наряды вне очереди, недосыпание, эта вечная усталость и постоянное чувство голода.

– Эй, «минус»! Давай, три «взлётку» лучше, сейчас опять всё по новой перемывать будешь! – как же тяжело здесь быть «первашом», и как же ему это всё суметь перенести!

И вот уже вторая курсантская полоска на рукаве форменной куртки – а жизнь-то налаживается! Полигонные стрельбы, ночные марш-броски, укладка парашютов и первый прыжок. Это будто шаг в другую жизнь, когда, преодолев себя и все свои страхи, ты рождаешься, словно заново, для иной жизни. Какая же тишина там, в небе, под светлым шёлковым куполом! Такой тишины точно нигде нет на земле.

А, нет, и там уже её тоже нет – вон как орёт от восторга Серёга с третьего взвода! Слышал бы это его ротный Иваныч – летал бы потом любитель образных выражений по внеочередным нарядам весь месяц!

Третий курс – мы уже «старшаки»! Типа, жизнь знаем, когда службу как следует тянуть нужно, а когда и где сачкануть можно – поняли. Всё бы хорошо, но как же тяжело даются эти основные английский и турецкие языки, а тут ещё арабский с немецким как дополнительные зубрить нужно! Ну вот зачем нам забивать так этим всем голову, нас что здесь, на переводчиков, что ли, готовят? И так ведь времени свободного мало, лучше бы давали больше тактики, что ли, или на стрелковую подготовку упор делали!

Снова соревнования: самбо, рукопашный бой, бег на длинные дистанции, стрельба из боевого оружия и метание всего того, что можно метать. О-о-о, а со мной уже считается сам начальник курса.

– Егоров, нужен хороший результат по стрельбе на округе!

– Постараемся, товарищ полковник!

Четвёртый, пятый курсы, выпуск, и вот оно, долгожданное распределение по частям. На голубых погонах блестят по две лейтенантские звёздочки, и блестят слезинки в глазах у мамы. Мама, мама, милая мама, не плачь, пожалуйста, всё у меня дальше будет хорошо! Послужим Родине, как и положено на Руси. А то, что Машка не захотела стать женой военного и выбрала для себя богатого коммерса, – так это не беда, мама. Значит, не моя-то была судьба, а чужая. Моя? – А моя, выходит, где-то меня ещё ждёт.

Служба в бригаде, Кавказ, и тот, первый бой в горах. Старлейские погоны, Сирия, последний патрульный выход, горящий БТР, удар, огненный всполох, боль, темнота, всё…

И вот всё это каким-то образом перемешивается уже с другими яркими образами, словно бы в каком-то гигантском калейдоскопе.

Большой двухэтажный дом помещичьей усадьбы, с высоким каменным крыльцом на входе. Мама в длинном платье и в кружевном платке на плечах. Слева от неё стоит моя сестра Анна, по правую руку – уже совсем взрослый брат Павел, а сам я стою чуть впереди всех, смешно пританцовывая на месте от нетерпения. К нам правит коляску наш кучер Савелий, в большой чёрной картузной шапке на широкой бородатой голове. Вот, из неё неловко выбравшись, ковыляет к нам, сильно припадая на левую ногу, высокий и худощавый, уже довольно немолодой мужчина в военном камзоле и при шпаге.

– Ну что же ты стоишь, Лёшенька, иди к батюшке, он ведь к нам вернулся с войны!

Болезнь и смерть мамы, отчаянье, чёрная тоска и горячая детская обида на весь этот жестокий окружающий мир, оставивший совсем маленького мальчика один на один со всеми его страхами, обидами и трудностями, без защиты самого близкого и дорогого человека на свете.

Образ матери потихоньку тускнеет и заслоняется в сознании новыми образами. Вот противный учитель – француз Мишель шипит на непоседливого мальчишку, которому ну никак не даются эти проклятые языки.

Проказы с дворовыми мальчишками из усадьбы и деревеньки, порки лозой и гнев сурового батюшки:

– Лучше до смерти тебя засеку, неслуха, чем ты потом будешь нашу фамилию позорить!

Довольный вид Павла. Он и сам никогда не упускал случая дать подзатыльник своему младшему брату, да и жена его – как раз ему под стать, та ещё мегера – Ольга.

А вот дядька Матвей – мой воспитатель и единственный человек, кому я был по-настоящему небезразличен в этом мире. Он пожилой отставной солдат, без рода и без семьи, возится со мной как со своим родным сыном, мается мной, сердешный. Где бы я ни был: в драке ли с дворовыми крестьянскими мальчишками, в ночном ли на выпасе коней, на ловле ли рыбы бреднем в местной речке Малиновке – везде он ходит за мной по пятам словно тень. Его весёлые и добрые глаза, спокойный и уверенный голос, крепкие, всегда готовые к помощи руки постоянно присутствуют во всех моих видениях.