Олег Измеров - Стройки Империи

— Извините, это, конечно, же, невероятно. Хотел сказать, что пятьдесят возраст. Налетели тут, запутался.

— Пожалуйста, соберитесь. Стало быть, выходит, год рождения восемнадцатый?

Милейший человек старшина, подумал Виктор. Значит, это шестьдесят восьмой. Довольно странный год. В капстранах молодежь внезапно стала бунтовать против капитализма, а в соцстранах — против социализма. В Чехословакию войска ввели, в Штатах массовые беспорядки до кровопролития. А потом быстро все стихло. Революция, устроенная непонятно кем. Ни рабочим, ни бизнесу она была ни к чему. Масса левых группок, каждая из которых считала себя самой левой, и ничего не знала про себя, кроме того, что она левая.

Хотя это наверняка другая реальность и в ней другие заморочки. Четыре раза другая реальность. Хорошо хоть сейчас опять закинуло туда, где в детстве помнится, и, судя по форме товарища старшины, это что-то на тему старого доброго СССР.

— Семнадцатый, — уточнил Виктор.

— Вот как... Стало быть, ровесник революции. А меня вот к концу войны призвали, под Прагой ранило, но не сильно.

Фигово, подумал Виктор. Война была, и у него, у Виктора, как раз призывной возраст. А, стало быть, может существовать двойник-предатель. Личность подозрительная, откуда — неведомо, стало быть, осудят — и к стенке. Правда, не сразу, судить будут. Если свидетели узнают в нем, Викторе, какого-нибудь местного гада, можно сколько угодно говорить, что ты — это не ты. Еще и какие-нибудь дела послевоенные повесят.

— Хильков это, я говорю, у немцев служил! — заорала тетка со стула у стены. — Он, он расстреливал, я сразу узнала!

— Подождите, гражданка, не все сразу, — остановил ее старшина. — По порядку давайте. Ваша фамилия, имя и отчество.

— Талакина, я, Любовь Семеновна... Вокзальная, сорок семь живу. Дом на две семьи такой.

— Про дом, гражданка Талакина, после. Вы утверждаете, что это гражданин Хильков, который во время войны служил у немцев, и участвовал в расстрелах?

— Он, точно он! Вы на груди посмотрите, у него наколка там, орел и якорь, синяя такая!

Виктор облегченно вздохнул. Куртка кожаная на месте — стало быть, не вселенец.

— Гражданин Еремин, покажите, пожалуйста, место на теле, о котором говорит гражданка Талакина.

— Пожалуйста... Одежду можно сюда повесить?

Снимать рубашку было боязно. А вдруг все-таки что-то проявилось? Перемещение так и осталось для Виктора тайной, и мало ли что.

— Вот, глядите...

— Поближе к свету, пожалуйста... Подойдите, гражданка Талакина. Что вы видите?

— Ну как же... Как же я ошибиться-то могла? Ведь вылитый Хильков-полицай!

— Следов от сведения наколки тоже не видно. Вы, гражданин, можете одеваться. Приносим извинения, ошибочка вышла.

— И меня уж простите! Ну, сама не знаю, как получилось! Прям как ударило! Вылитый, вылитый он!

Натягивая свитер, Виктор обратил внимание на стены отделения. Три портрета — Дзержинский, Косыгин и какой-то мужик незнакомый с жесткими чертами лица. Не Хрущев, с Брежневым сходство только прическа, высоким округлым лбом немного напоминает Романова, но тот должен быть сейчас намного моложе. Ничего близкого из портретов членов Политбюро, которые носили на демонстрациях, Виктор не припоминал.

Большой широкий плакат на реечках: лейтенант в форме и при фуражке сверлил зрителя глазами на фоне эпизодов постовой службы, гаишной и еще какой-то; надпись наверху гласила "Милиция на службе народа". Служебное всякое — "Их разыскивает...", себя на фотках не обнаружил. Зеленые коробки ведомственной рации, с тумблерами, увенчанные круглой жестянкой динамика, микрофон — радиосвязь есть. Другой динамик — черный кирпичик с желтой решеткой, висевший у двери, тихо мурлыкал что-то классическое. На окне столетник. Верно, старшина держит, для лекарства.

— Вам, гражданка Талакина, спасибо за бдительность, но следующий раз не налетайте, а сообщите нам. Хорошо, если просто конфуз, а то ить преступник может быть вооружен. Вы оружие при себе имеете? — старшина обратился уже к Виктору.

— Не ношу, — ответил Виктор, и тут же добавил: — Не полагается.

"Пусть думает, что имею отношение к службе"

— Да, гражданин Еремин, — добавил старшина, снимая трубку с угловатой пирамидки карболитового телефона, — пустая формальность, но положено. Пожалуйста, сообщите, где вы работаете, чтобы мы могли подтвердить вашу личность, или домашний адрес. Друзей, родственников. Или, если есть паспорт, покажите. Хотя паспорт редко кто носит...