Моен Джой - По волчьей тропе

И все же, ее не отпускало ощущение, что со стороны они выглядят нелепо. Будто лишний мазок на идеальном холсте, лишний пазл в уже сложенной картинке. И, тем не менее, она не отстранилась.

Ответив на все соответствующие вопросы полиции, они сели в свою машину и отправились обратно в лагерь. В этот раз, парень ничего не сказал, про дымящую сигаретой девушку. Чарли старалась не думать ни о чем, сосредоточившись на прохладной руке Фаррелла в своей, и задремала, обессиленная потоком пережитых чувств.

Чарли проснулась от легкого толчка машины, 1,5 часа пролетели как один миг, а долгожданное ощущение отдыха не пришло. Одна нога девушки затекла, и она с трудом выбралась из машины.

– Помочь?

Хлопая дверцей, спросил Фаррелл.

– Нет, спасибо, все в порядке.

Немного прихрамывая, девушка двинулась в сторону здания, где суматоха дня улеглась, и люди, живущие в лагере, давно разбрелись кто куда.

Лейпциг, как обычно, сидел в своем кабинете, изучая какие-то бумаги. Его кабинет напоминал школьный кабинет директора. Справа от двери два деревянных стула, пара книжных шкафов, растянутых на всю стену, напротив двери дубовый стол, с синей старой настольной лампой.

Справа от стола, на подоконнике стоит пустая птичья клетка. Когда-то тут жил ручной попугайчик, под цвет окружения – темно-синий.

– Добрый день, сэр.

Как по безмолвной команде, Фаррелл и Чарли отдали честь.

– Расслабьтесь, друзья. Вы уже закончили?

– Никак нет, главнокомандующий. Возникли сложности, так что придется перенести визит в морг на завтра.

Сложности? Где же тот сочувствующий и понимающий Фаррелл? Язык у девушки не повернулся бы назвать увиденное сложностями. Трагедия . Это было бы подходящим словом.

– Сложности? Какие могут быть сложности в том, чтобы приехать к дому жертв и поговорить с родителями?

Чарли порядком начал раздражать тон Дэвида, он ведь совсем не понимает, о чем говорит, и девушка выпалила:

– К примеру, смерть одного из этих родителей. Это считается достаточным аргументом для вас?

Лейпциг открыл рот, чтобы возразить, но ему хватило ума не вступать в перепалку, учитывая увиденное членами его организации.

Фаррелл не смотрел на Чарли, но она и без того почувствовала напряжение, исходившее от него.

– Миссис Вайсман, сэр, она повесилась. Судя по записке это был суицид, и ничего более не говорило об обратном.

Дэвид Лейпциг вмиг смог ухудшить о себе мнение в глазах Чарли, когда его лицо после сказанных Фарреллом слов исказила гримаса ненависти и презрения.

Девушка никогда не могла понять отношение оставшихся в живых людей к самоубийцам. Необязательно понимать это, бросаться с пеной у рта в разъяренные дискуссии о том, кому и на что хватило силы воли терпеть и превозмогать. Достаточно принять и идти своей дорогой.

– Ясно. Хорошо, тогда перенесем на завтра. Все разрешения у вас имеются, так что идите отдыхать.

Сжав руки в кулаки, Чарли вышла за дверь. Вместе с Фарреллом они спустились на улицу, теперь озираясь по сторонам. Эмоции отпустили обоих, и в глазах читалось лишь полное безразличие и опустошённость.

– Куда пойдешь?

Парень старался выглядеть как можно беззаботнее, но получалось не очень.

– Не знаю. А ты?

Девушка пнула камушек носком ботинка и засунула руки в карманы.

– Пойду, отдохну к себе в комнату. Может быть, вздремну. Увидимся позже, Чарли.

Фаррелл помахал ей рукой и направился в сторону своего домика. Она была рада, что он не стал больше прикасаться к ней, не хотелось быть невежливой, отталкивая его.

В лагере подобное проявление чувств привело бы к сплетням, хотя они беспокоили девушку меньше всего. Кто станет сплетничать о том, кого не замечает?

Больше всего она боялась вновь увидеть тот взгляд Ньорда. Взгляд дарил надежду на то, что ему не плевать, кто к ней прикасается, но пустые надежды – это последнее чего бы ей хотелось.

Она наелась этого сполна. Сначала ожидая, что ее мать, в конце концов, полюбит ее, увидит в ней свою дочь и перестанет смотреть так, будто она мебель, которую купили по дешевке на распродаже.

Потом, что она будет хоть в чем-то выдающейся, чтобы на нее обратили внимание.

Что первая любовь станет последней.

Что мир станет чуточку лучше, научись она убивать монстров.

Что Ньорд Джефферсон, не оставит ее.

Список можно продолжать бесконечно, но факт остаётся фактом – глупая надежда уничтожает в человеке способность трезво смотреть на вещи. Видеть все, что окружает, сломав свои розовые очки о бетонную стену.