Андрей Мисюрин - Новобранец

Опыты по закаливанию цесарок профессор проводил в Сибири. Возможно, именно Черненко помог Вейцману перебраться из тёплой Молдавии за Урал. "Да, помотало старика", – подумал Коля.

Вейцман рассказал, что разводить цесарок наконец-то начали и на птицефабрике под Йошкар-Олой. Но производство это висит на волоске, так как благородные птицы едят много, но яиц несут мало. Та же история и с мясом. При равной закупочной цене с куриными, яйца и мясо цесарок оказываются нерентабельным. Но это вовсе не недостаток цесарок как сельскохозяйственного вида, а следствие архисерьёзнейшего изъяна некоторых людей, облечённых властью. Которые дошли до стадии "есть", но далее не продвинулись.

Как далее пояснил патриарх русской биологии, существуют три способа насыщения: жрать, есть и кушать. Стадию "жрать" наши вожди благополучно миновали и дошли уже до стадии "есть", но до этапа "кушать" никак не дойдут. А яйца цесарок можно только кушать. Поэтому и цена этих яиц должна быть другой, поболее куриной. То же самое и с людьми. Есть люди, подобные куриным яйцам, а есть – подобные яйцам цесарок.

Далее старичок пустился в подробное описание преимуществ яиц любимых им пернатых, исходя из того, сколько приходится на сто граммов продукта витаминов, белка, жиров и углеводов в яйцах благородных птиц в сравнении с плебейскими куриными.

И в заключении профессор сказал, что тогда, в Молдавии, будучи ещё молодым партийным руководителем и недавно демобилизованным пулемётчиком, Константин Устинович Черненко эту разницу между куриным и цесариным понимал очень хорошо. Что-что, а в практике искусственного подбора бывший пулемётчик должен был хорошо разбираться.

Коля подумал, что и у советских граждан, как у цесарок, морозостойкость вырабатывали при помощи Сибири.

Прекрасная надгробная речь о единственном вейсманисте в руководстве СССР была встречена аплодисментами. Затем зал по предложению профессора почтил память генсека минутой молчания и вставанием, а после все разошлись в разные стороны по своим делам.

Траурный митинг проходил в актовом зале главного здания МарГУ в самом центре Йошкар-Олы, там, где на площади стоит памятник Ленину в кепке, а вокруг него сосредоточены оперный театр, университет и гостиница "Центральная". В одном квартале от храма науки находится городской парк, а за ним, если перейти дорогу и пройти ещё мимо двух-трёх домов, а потом повернуть направо, непременно окажешься на улице имени композитора Якова Эшпая и увидишь розовое здание общежития, в котором жили Коля и другие его однокурсники из числа приезжих.

Коля и Наташа после митинга вышли на площадь, и увидели они, что погода была хороша, мороз уменьшился, а из-за туч выглянуло солнце. Решили не ждать автобуса и пройтись до общежития пешком. Радовало, что дорога шла через парк, можно было в нём задержаться, побродить по аллеям.

– Тебе жалко Константина Устиновича? – спросила Наташа Колю и посмотрела на него своими большими синими глазами. На ресницы Наташи, на её пушистую вязанную шапочку ложились редкие, но очень большие, ажурные, шестигранные марийские снежинки. Солнечные лучи преломлялись на хрупких кристалликах замёрзшей небесной воды, и казалось, что и шапочка, и пальто, и тёплые варежки, и толстая коса Наташи, свисавшая из-под шапочки вдоль её спины до самой попы, – всё покрыто весёлыми разноцветными искорками.

– Конечно, жалко! – ответил Коля, кладя правую руку на талию девушки и любуясь искорками.

Коля привлёк Наташу к себе поближе. Девушка положила голову на ухо парня. На плечо Николая свою голову она не могла положить, так как была одного с ним роста, если не выше. Шапочка, волосы девушки и большой пушистый песцовый воротник её пальто приято щекотали ухо, правую щёку и шею Николая. Несколько искорок свалились первокурснику за шиворот, попали ему прямо на голую спину и тихонько кольнули, разрядили свой маленький запас солнечной энергии, слегка обожгли огнём и холодом кожу в нескольких местах. От щеки девушки, от всего её тела, прижимавшегося к Коле справа, шло сильное, равномерное тепло. В брюках студента стало теснее и что-то заныло там в низу.

Молодые люди неторопливо прошли, прижимаясь друг к другу, один квартал от главного здания университета до парка, и затем свернули налево и вошли через большие белые ворота в парк, а потом, нога за ногу, медленно побрели вдоль главной аллеи. Когда же они прошли весь парк до конца, то развернулись и двинулись по той же аллее в обратном направлении. В брюках Коли по-прежнему было тесно, сохранялась тянущая слабая боль, но это было терпимо и даже приятно.