Купив билеты до Куйбышева и сдав свою тяжёлую ношу в камеру хранения, Коля сел на лавочку в привокзальном сквере. До посадки на следующий поезд было ещё около трёх часов. Коля раскрыл купленный в ларьке неподалёку журнал "Чаян" – татарский аналог "Крокодила" – и стал рассматривать карикатуры.
На другой конец лавочки села интеллигентная пара: сначала невысокая полная дама лет сорока в розовой пляжной шляпке из витого шнура с пришпиленной к ней пластмассовой ромашкой, и, минут через десять, к даме присоединился товарищ в клетчатой рубашке, в оттопыренном нагрудном кармане которой торчала начатая пачка сигарет "Прима". Товарищ этот был в мятых чёрных брюках с лоснящимися коленками и без шляпы вообще, но зато с двумя коричневыми бутылками пива "Жигулёвское". Мужчина открыл пиво при помощи поцарапанного обручального кольца из дутого золота; для этого он возложил окольцованную правую руку на горлышко каждой из бутылок, подцепил крышку острым краем символа любви и верности и – вуаля! – чпок, пиво готово к употреблению. Дама и товарищ пососали каждый свою бутылочку, не спеша опорожнили их, слили пену и аккуратно сложили пустую тару в сетчатую красную авоську, – видимо, чтобы дать бутылкам, как в наше время Илон Маск своим ракетам, шанс на вторую или даже третью жизнь. Потом мужчина в клетчатой рубашке спросил у Коли: "Сколько время?" Коля ответил. Потом товарищ сказал всем сразу: "Ух, жарко!" Коля не ответил, а дама хихикнула. Потом вся компания посидела минут пять молча, только Коля шуршал страницами журнала, а любитель пива позвякивал бутылками, перекатывая их в авоське. И вдруг товарищ сказал своей даме:
– Пойдем, поебёмся!
– Нет. Не хочу.
– Пойдём. Делать всё равно нечего.
– Ну ладно, пойдём!
И они ушли.
Коля поразился такой простоте и искренности отношений жителей Казани и решил осмотреть этот город подробней. Пошёл и увидел вышеперечисленное: Кремль, цветные старые дома, а ещё пыльные улицы, множество голубей, ярко-синюю широкую полосу Волги с тем островом на ней, с которого Иван Грозный делал свой подводно-подземный подкоп, чтобы овладеть этим замечательным городом, и – главное – множество красивых девушек с синими, зелёными, карими и чёрными глазами. Поел Коля и беляшей с чак-чаком, выпил горячего чёрного чаю и едва успел на поезд до Куйбышева. И – вперёд, два раза через Волгу.
В Куйбышеве Коля очень удачно купил билеты прямо до Актюбинска. Да, плацкартный вагон. Да, верхняя полка. Да, боковая. Да, около туалета. Зато прямой поезд. И снова Коля сдал свою ношу в камеру хранения, отметив про себя, что все камеры хранения пахнут одинаково чем-то кислым, и пошёл осматривать местных девушек и город. Девушки в Куйбышеве Колю не подвели и осыпали его настоящим фейерверком разноцветных блестящих глаз: зелёные, синие, голубые, карие, чёрные блёстки! Попадались даже красные, но эти не в счёт. Наткнулся Коля в парке (любитель парков!) на кинотеатр – здание с колоннами, портиком, лепниной, – всё яркое, краски не пожалели! Купил и съел мороженое, потом, отстояв приличную очередь, приобрёл билет и успел на индийский фильм с Радж Капуром. У каждой женщины красная точечка во лбу. Брошенные и подброшенные дети. Танцующие девушки с голыми животами и широкими бёдрами, пискляво поющие ритмичные песни на фоне таких огромных цветов, что трудно поверить в их естественное происхождение. Драки, жестокие настолько, что звук удара слышен до того, как рука или нога достигла цели. Всё кончается хорошо, все поют, пляшут, плачут от умиления, потом едят и пьют, а молодые главные герои, трезвые и голодные, с цветочными гирляндами на шеях, уединяются в роскошные покои для занятий Камасутрой. Хэппи-энд. А Коле, после двух-то серий, опять надо стремглав лететь, чтобы поспеть на поезд.
Именно в Куйбышеве у Коли родились эти строчки:
Я купил себе чемодан
с чёрной ручкой, замками белыми,
знать, не ведал я, что и делаю,
по своим молодым годам.
Видимо, очень тяжёл был туго набитый книгами чемодан и его неизменная подруга хозяйственная сумка.
В Актюбинск Коля прибыл ночью и едва его не проехал. Проводник забыл разбудить призывника или не посчитал нужным это сделать. Если бы не топот и ругань земляков, то поехал бы Коля дальше в бескрайние казахские степи, и ещё неизвестно, как бы у него после этого сложилась судьба. В тех волшебных краях всякое случается, всякое может произойти. Но актюбинцы – народ жёсткий, если не сказать жестокий. Могут зарезать прямо в автобусе или троллейбусе, но не потому, что у пассажира, скажем, нет билета, а просто так, по внезапному движению души и сердца. На подъезде к городу, где-нибудь около Курайли, Родниковки или Жилянки, народ этот так интенсивно начал ходить в туалет, что хлопаньем дверей и своей вознёй, заменявшей им организованную очередь, они могли бы разбудить даже и мёртвого, а не то, что живого Николая, годного к строевой срочной службе безо всяких ограничений. Так что Коля немного потолкался, и вот он уже на родине – стоит со своими друзьями – чемоданом и сумкой – на перроне перед новым зданием железнодорожного вокзала. А поезд номер восемь "Москва-Алма-Ата", не свистнув и вообще ничего не сказав на прощание, покатил себе дальше до конца своего маршрута, до которого ему надо было ещё пилить и пилить два дня скорым ходом через солончаки и выжженую степь, распугивая сайгаков и сусликов.
Читать дальше