Андрей Мисюрин - Новобранец

Из этого посёлка была родом Колина однокурсница Наташа, с которой он часто гулял в Йошкар-Олинском городском парке, сидел с ней на скамейке под липами или рябинами и гладил нежную белую кожу круглых тёплых коленей девушки, каждый раз норовя пробраться поглубже под юбку или расстегнуть пару пуговок на ширинке. От Наташи Коля и узнал, что у и девушек на юбках тоже есть ширинки, как и на его собственных брюках. Наташа так и сказала, когда он первый раз изловчился совладать с пуговками: "Ой, ты мне расстегнул ширинку!" Коля любил Наташу и был уверен, что женится именно на ней, но этого так и не случилось. Любил он и других девушек, но Наташу больше всего. Его очень смущало, что одновременно ему нравятся девушки если не все, то через одну. Как и книги, каждая из приглянувшихся Коле представительниц прекрасного пола содержала в себе нечто исключительно интересное, непрочитанное, желанное. Эти милые создания действовали на него своей трудно преодолимой гравитацией как крупные космические тела – звёзды и планеты – на стремительно мчащуюся в неведомое комету. Николай то и дело сворачивал со своего прямого маршрута и устремлялся вдруг к тому или другому голубоглазому или кареглазому светилу, закладывал крутой вираж, осваивал объект и вновь уносился вдаль на сверхвысоких космических скоростях, близких к световым. Но с книжками было проще: они между собой легко уживались, их можно было сложить стопочкой, перелистать, взяв в руки любую из них, когда бы не вздумалось. Девушки же между собой в присутствии Коли совсем не уживались, а осваивать себя позволяли только тогда, когда им самим этого хотелось.

Вот и Сурок. Электричка остановилась. Стоянка двадцать минут. Заходили под окном вагона бескозырки и флотские фуражки. Начальник поезда – пышная женщина в железнодорожной форме – спустилась по насыпи к озеру, неторопливо как на сцене разделась, оказавшись под форменной одеждой в красном миниатюрном купальнике, норовящим скрыть свои врезающиеся в кожу тонкие верёвочки в глубине складок обширного железнодорожного тела. Раздевшись, женщина попробовала одной ногой воду и осталась температурой довольна. Подняла вверх и заколола тяжёлую копну вьющихся тёмных волос. Осторожно спустилась по покатому скользкому берегу. Погрузилась в водоем и сделала несколько плавных гребков стилем, напоминающим брасс, от берега и обратно. Покачиваясь на невидимых с берега подводных камешках, она вышла из озера и постояла некоторое время на травке, жмурясь от яркого солнца и глядя в сторону поезда. Капельки озёрной воды поблёскивали на её белой упругой коже. Рассмотрев как следует скопившихся у насыпи военных и дав им полюбоваться на своё богатое возможностями тело, женщина обтёрлась махровым в синюю и белую полоску большим банным полотенцем, набросила его на плечи, подхватила форму и удивительно легко при её комплекции побежала к поезду, сверкая налитыми женственностью ногами, при каждом шаге отбрасывая в стороны удлинённые голени с округлыми крепкими икрами и тонкими щиколотками. На всё время купания этой удивительной наяды бескозырки и фуражки застыли и оставались неподвижными, – ленточками к поезду, козырьками к озеру, – пока женщина не закончила водные процедуры и не скрылась в своём вагоне. Вот таким славным был посёлок Сурок. Электричка поехала дальше.

На этом романтическая часть путешествия, самая короткая, закончилась.

Проехали Помары. Где-то здесь проходила знаменитая газовая труба, дававшая Советскому Союзу напоследок надышаться перед смертью. За спиной, стало быть, находился где-то Уренгой, а далеко впереди был город Ужгород, который, по недоразумению, довольно скоро после этой Колиной поездки превратился в иностранный. За Помарами проехали белёсый лес, припудренный цементной пылью, и вот уже зона тайги закончилась, миновали один холм, другой, – вот и Казань. Да, был ещё и Зелёный Дол, на платформу которого Коля выходил поразмять ноги. В это время у поезда прогуливался и разминал ножки гастролирующий театр лилипутов. Лилипутки состроили Коле свои сильно подведённые глазки, и студент на космической скорости убежал в свой вагон, чтобы не заложить неподобающий призывнику любовный вираж.

В Казани были вкуснейшие горячие беляши по шестнадцать копеек штука, остро отдающие степными травами, которые ела при жизни та баранина, что пошла на начинку. Был и знаменитый рассыпчатый чак-чак, сладкий и липкий от мёда, отдающий всё той же бараниной. Увидел Коля побелённый извёсткой Кремль с шатровым главным собором, цветные старые дома с лепниной, давно не крашеные, похожие на частично облупленные в процессе поедания пасхальные яйца.