Александр Михайловский: Вся власть советам

И я с хитрой улыбкой посмотрел на Ленина. Тот, видимо поняв, кого я только что процитировал, прищурившись, благодушно кивнул мне в ответ.

— Вот вкратце и все, что я мог и хотел сказать, — закончил я свой доклад и, сев на стул, перевел дух и посмотрел на присутствующих. Большинство из них что-то строчили в рабочие блокноты, обмениваясь друг с друга короткими репликами.

— Товарищи, — обратился Сталин к участникам совещания, — я думаю, что теперь всем все ясно, и мы, поблагодарив товарища Тамбовцева за его обзор сложившейся на сегодняшний день ситуации, приступим к прениям. Кто хочет выступить первым?

Первым со своего места встал Феликс Эдмундович Дзержинский… и началось.

Обсуждение моего доклада продолжалось до глубокой ночи, и мне, как и Ленину и Сталину, еще не раз приходилось брать слово. Должен сказать одно: результатом этого заседания стало решение, что единой и неделимой Советской России — быть!

Учитывать культурные, религиозные и социальные особенности более чем ста населяющих ее народов, конечно, надо. Но во главу угла мы должны ставить равенство прав всех советских граждан, невзирая на национальность, пол, социальное происхождение и вероисповедание. Все должны быть равны, как в своих правах, так и в своих обязанностях. Все остальное — от лукавого!

11 ноября (29 октября) 1917 года. Полдень.

Петроград, набережная Невы напротив Смольного монастыря, учебный корабль Балтфлота «Смольный».

Одна из учебных аудиторий корабля.

Присутствуют: наркомвоенмор Михаил Васильевич Фрунзе, начальник ГРУ ГШ генерал-лейтенант Николай Михайлович Потапов, командующий Балтфлотом вице-адмирал Михаил Коронатович Бахирев, командующий особой эскадрой — контр-адмирал Виктор Сергеевич Ларионов.

— Товарищи, — начал Фрунзе, машинально поглаживая свою бородку а-ля Николай II, — мы собрались для того, чтобы решить вопрос чрезвычайной важности. Да, Николай Михайлович и Михаил Коронатович, я не ошибся — вас я тоже считаю своими товарищами, на которых полностью могу положиться. В конце концов, мы делаем одно дело и служим одной Родине — России.

— Гм, — смущенно сказал вице-адмирал Бахирев, — я на днях имел приватную беседу с бывшим государем Николаем Александровичем. Он считает, что ваш Сталин весьма ловко сумел вывернуться из весьма скверной для России истории. Худшего правителя, чем господин Керенский, у России не было со времен Гришки Отрепьева. Николай Александрович просил воспринимать господ Сталина и присутствующего здесь контр-адмирала Ларионова не как узурпаторов, а как посадского человека Минина и князя Пожарского, которые по зову Господа нашего и всей нашей земли призваны были покончить со Смутой и восстановить на Руси порядок. Бывший государь также просил вам всемерно в этом содействовать. Так что пусть мы будем в этом святом деле товарищами. Не так ли, Николай Михайлович? — адмирал Бахирев посмотрел на генерала Потапова.

— Все так, Михаил Коронатович, — подтвердил главный русский разведчик. — Все так. Все мы, господин вице-адмирал, люди, делающие одно дело. Ну, а слово «товарищи»… Помните, что говорил старый казак Тарас Бульба об этом: «Вот в какое время подали мы, товарищи, руку на братство! Вот на чем стоит наше товарищество! Нет уз святее товарищества!» А теперь, скажу честно, именно по моей просьбе Михаил Васильевич собрал здесь всех присутствующих. Так что давайте перейдем к главному. После заключения почетного мира с Германией трудности для России далеко еще не кончились. Примирившись с одними врагами, мы приобрели новых, по сравнению с которыми господа Гинденбург и Людендорф — это милейшие и честнейшие люди. Вы все уже знаете, что одной из целей, которую ставили перед собой Лондон и Париж в ходе этой войны, было, как это ни прискорбно, прекращение существования самого государства Российского независимо от существующей в нем формы правления. Мы уже знаем, что господин Керенский почти добился того, чтобы после окончания войны Россия была разделена между союзниками на оккупационные зоны. Север — англичанам, юг — французам, Дальний Восток — американцам и японцам. Даже румынам, грекам и итальянцам должно было достаться по кусочку от русского пирога. В связи с тем, что Мировая война еще не закончилась и все силы Антанты сейчас прикованы к фронту во Франции, осуществить свои планы союзники пока не в состоянии. Единственной державой, не связанной непосредственно боевыми действиями, является Япония. Но самураи хорошо помнят прошлую войну, в которой они, несмотря на свою победу, понесли от русской армии огромные потери. Но вот англичане, которые привыкли воевать чужими руками, таких кровавых уроков не получали и поэтому способны на разные авантюры. Это я говорю для того, чтобы вы ничему не удивлялись. Согласно сведениям, полученным моими людьми в Лондоне и Стокгольме, два дня назад из британской военно-морской базы Скапа-Флоу вышла эскадра в составе линейного корабля «Дредноут», броненосных крейсеров «Бервик» и «Ланкастер», а также нескольких эсминцев. Ее сопровождают пароходы-угольщики и транспорты с войсками. Цель похода этой эскадры — наши северные города Мурманск и Архангельск, а точнее, скопившиеся там запасы вооружений и боеприпасов, поступившие от Антанты для ведения войны с Германией. Причем товары эти уже оплачены русским золотом. Также англичанами планируется организация в тех краях марионеточного правительства и развязывание таким способом у нас на Севере гражданской войны. Экспедиционный корпус включает в себя два полка пехоты, составленной в основном из индусов, авиаторов и еще какие-то части, о которых нам пока достоверно ничего не известно. Ситуация осложняется тем, что в Мурманске и так уже присутствуют британская и французская военные миссии, подкрепленные британским линкором-додредноутом «Глори» типа «Канопус» и старым бронепалубным крейсером «Ифигения» тип «Аполло». Но очевидно, эти силы им кажутся совершенно недостаточными, даже при том бардаке, который сейчас царит в нашей флотилии Ледовитого океана. А ведь Мурман — это единственные наши ворота в мир, соединенные с центральной Россией железной дорогой, не замерзающие и не перекрытые какими-либо проливами. На этом у меня, господа и товарищи, собственно, все.