Вячеслав Коротин: «Флоту – побеждать!»

Флаг-офицер немедленно слетел с мостика и отправился на катере к миноносцам Первого отряда.

Степан пытался представить, что же делать дальше. В стратегическом плане. Ну да — «Петропавловск» он пока спас, «Победу» — тоже. А дальше-то что делать? Теперь ведь, при планирующейся активности флота, «Хатсусе» и «Ясима» на мины могут и не въехать… Ведь только наличие у русской эскадры всего двух боеспособных броненосцев в покинутой Степаном реальности позволило Того принять решение разделить свой Первый отряд на две бригады для регулярного обстрела Порт-Артура. Теперь может и не посметь.

А ведь скоро очередная атака брандеров. И что делать после ее отражения? Не высовываться из порта, имитируя, что выход закрыт? Не поймут. Продемонстрировать готовность эскадры к бою? Японцы запросто могут перенести высадку своего десанта в Бицзыво, дата которой известна, и во времени, и в пространстве — гадай потом…

— Доброе утро, Степан Осипович! — оторвал адмирала от мыслей о будущем подошедший Верещагин.

— Здравствуйте, Василий Васильевич, — протянул руку художнику Макаров. — Что-то вы поздновато сегодня поднялись.

— Да нет, как обычно. Просто увидел, что эскадра в море не идет, задержался на шканцах и сделал несколько набросков внутреннего рейда.

Один из самых выдающихся флотоводцев русского флота и, пожалуй, самый известный художник-баталист России были очень похожи: оба высокие, статные, с роскошными бородами, оба, кстати, георгиевские кавалеры, причем Верещагин получил крест даже раньше Макарова — еще в 1868 году, когда юным прапорщиком возглавил контратаку своих солдат при обороне Самарканда. Других наград не признавал, но «Георгия» всегда носил с гордостью…

— Не выходить решили, как я понимаю, из-за мин на внешнем рейде.

— Именно так. И, как можно убедиться, не зря. Хороши бы мы были, если бы заработали еще одну минную пробоину.

— А что дальше планируете?

— Сегодня тралить внешний рейд, ночью вывести усиленную дежурную группу, чтобы японцы не посмели сунуться сюда опять со своими «сюрпризами», а завтра все-таки выйдем в море с четырьмя броненосцами и четырьмя крейсерами. Ну и миноносцами Первого отряда.

— Куда?

— Василий Васильевич, а вы не японский шпион? — улыбнулся командующий.

Но округлившиеся глаза Верещагина показали, что шутка «из будущего» адекватно воспринята не была.

— К Эллиоту, — поспешил Макаров убедить своего доброго знакомого в том, что полностью ему доверяет. — Очень привлекательное место для Того, чтобы устроить там маневренную базу. Пока еще они вряд ли успели приступить к ее оборудованию, но мы постараемся приготовить нашим узкоглазым друзьям парочку-другую сюрпризов.

— Не буду спрашивать каких, чтобы вы опять не заподозрили во мне японского шпиона. — Художник, кажется, оказался способным учеником в плане восприятия чувства юмора двадцать первого века. — Пойду, пожалуй, перекушу, а то сегодня пока еще и не завтракал практически.

— Я тоже. Не возражаете, если я приглашу вас на завтрак к себе в салон?

— С благодарностью принимаю приглашение.

Завтрак. Общение с начальником «земноводного» отдела штаба полковником Агапеевым на предмет взаимодействия с береговыми батареями и возможности передачи десантных пушек Барановского крепости. Обед. Беседа с начальником Первого отряда миноносцев каперангом Матусевичем. Общение с командиром «Амура» Ивановым. И так далее…

К концу дня Степан чувствовал себя выжатым как лимон и с трудом представлял, как реальный Макаров мог выдерживать такое адское напряжение на протяжении целого месяца своего нахождения в Порт-Артуре…

Когда капитан третьего ранга Николай Степанович Марков назвал своего сына Осипом, он думал о внуке. Имя которому уже тоже было выбрано. За двадцать один год до рождения. Молодой офицер до жути хотел, чтобы в далеком будущем появился адмирал Степан Осипович Марков — почти полный тезка его кумира.

Характер у Николая Степановича был тот еще, да и педагогический дар тоже присутствовал, так что Осип, когда пришло время, без всякого принуждения поступил в военно-морское училище, а родившегося сына назвал Степаном.

Жизнь морского офицера весьма недлительна на берегу, так что воспитанием Степана занимался в основном давно вышедший в отставку, но не утративший бодрости дед. Со всеми вытекающими последствиями.

Но, конечно, причуда Маркова-старшего здорово осложняла жизнь его внука с самого момента поступления во «Фрунзенку»: уже в приемной комиссии училища, глядя на имя-отчество абитуриента, усмехались и слегка подкалывали. А дальше — хуже: мало того что с самого первого курса приклеилась кличка «Адмирал», так еще и при каждой выволочке, которых за пять лет не миновать ни одному нормальному курсанту, Степану тыкали в глаза его инициалами и вспоминали при этом великого русского флотоводца.