Александр Мазин: Княжий человек

– Кто зверя взял-то? – спросил один из гридней.

– Ну, а кто же, один из лучших моих бойцов – Клек, – ответил Воислав, указав на варяга, похлопывающего шею коня.

Клек, просто лучившийся самодовольством, подвёл Грозомила к нему.

– Такие мы вот, обережники, батька, садись в моё седло, а я уж сам до города доберусь.

Воислав согласно кивнул, принял повод и прыгнул в седло, Грозомил и не подумал выказать недовольство, покорно ждал приказов всадника. Остальные обережники тоже запрыгнули в сёдла, Клек и Шибрида сели на одного коня и вместе с дружинниками поскакали к городу, оставив разделывать добычу псарям и следопытам.

Ветер гнал по небу белые облачка, и невероятно похожие, такие же белые, барашки стелились по воде. Данила, пользуясь свободным временем, стоял на носу, взглядом и разумом пытался охватить бесконечную голубую гладь. Он уже знал, что море только кажется гладким, на самом деле ветер гонит по нему мелкую рябь, которая и задаёт тон качке корабля, иной, нежели на речной воде. Олешье осталось далеко позади, как и Дикое Поле, а совсем рядом знакомый экипаж «Лебёдушки», Путята с приказчиками и друзья-обережники, увлечённые каждый своим делом. Вуефаст стоял за кормилом, а Воислав, погрузившись в думы, что-то рассматривал на пергаменте. Клек расчёсывал гриву Грозомилу, тот благодарно пофыркивал, варяг полностью взял на себя обязанности ухаживать за конём, в придачу к работе гребца. Надо сказать, справлялся он со всем на отлично. Айлад и Шибрида развлекались: играли в типичную варяжскую игру – швыряли друг в друга метательные ножи. Брошенный нож нужно было перехватить за колечко вместо рукояти и, не теряя скорости, метнуть обратно. Пока ни один из них нож не уронил. О случайной ране вовсе говорить не приходилось.

Скорохват, стоя возле мачты, в свой черёд, следил за парусом и погодой, в подчинении у него было ещё два матроса.

Дровин ухаживал за луком, это оружие требовало к себе куда больше внимания, чем меч или топор, но, похоже, гридню просто нравилось лелеять свой лук. Ломята аппетитно стачивал лепёшку, а Жаворонок работал с оружием: крутил «восьмёрку» секирой, вращая только кистью. Будим, сидя неподалёку от Данилы, ловко орудовал ножиком, вырезая из куска дерева фигурку коня с изумительной точностью. А Уж и Мал командовали над приказчиками, готовившими ужин.

Друзья-обережники, почти с каждым из них Молодцов накрепко сдружился и испытывал чувство сродни родственной дружбе. Это и называлось воинским братством. А «Лебёдушка» для этого братства была родным домом, ни больше и ни меньше. Вот почему и у викингов, и у варягов воины из одного хирда или дружины считаются родичами. А долгие и трудные плавания, боевые походы, сражения только укрепляли эту связь. Молодцов мог на слух определить, чем занимается кто-нибудь из обережников, какое у него настроение и, иногда, даже о чём он думает. Друзья отплачивали ему тем же и сейчас попусту не беспокоили.

«Лебёдушка», следуя княжьей воле, спешила к Дунаю, намного обогнав другие корабли. В гордом одиночестве она пересекала великое море. Даниле доводилось плавать на круизном лайнере, и это не шло ни в какое сравнение с плаванием в ладье. Когда ты сам работаешь веслом, ставишь парус или просто стоишь на палубе в качку, именно себя ощущаешь тем, кто пересекает бескрайнее море, будто твоя сила заставляет корабль неуклонно двигаться к цели. Отчасти так и было: стараниями Даниила Молодца, обережников, всей команды «Лебёдушка» пронзала это поразительное, невероятное, чудесное явление природы, под названием море.

Вот его, эту постоянно движущуюся могучую силу, Данила пытался осознать, понять, как к ней относиться, как с ней жить. Пока сравнение приходило одно: море оно пьянит… как женщина.

Теперь Данила понял варягов и их неистребимую, даже среди лесов и полей, любовь к морю. Разве можно перестать любить женщину?

Но мгновения любви кратки. Впереди, где-то за голубой дымкой, лежала разрозненная Булгария, которой ещё предстояло стать частью великой Империи. Обережники Воислава должны были преодолеть её и сыграть свою роль в истории, чтоб причудливые и невозможные узоры судьбы соединились в единственно возможном варианте.

Область в Норвегии.

Стихов.

Гибралтар.

Иерусалим.

Автору известно, что всего порогов было девять и их затопило после постройки ДнепроГЭС, но он решил в своей книге опираться на записи Константина Багрянородного, который писал о семи порогах.