Евгений Биктимиркин - Проводник

Пока все не поглотил Свет. Хотелось смеяться – до того было весело и легко. Блаженство – и то ли еще будет! Да, тепло и интересно. Здесь можно быть сколько угодно, а перекликающиеся отголоски теперь шутят, замолкают, чтобы глубоко вдохнуть свободу, счастье.

Вот, вкратце, что почувствовал Женя, прежде чем очнуться. Дно у ямы также выстлано мокрой землей и глиной, и было на удивление ровным. По-прежнему, повсюду темнота кромешная, хотя он, опять же, что-то умудрялся видеть. Виденье внутреннее, для которого глаза не нужны – что-то вроде интуиции, знания.

Например, в стенах кто-то выскоблил слова из неизвестных символов – всего лишь бороздки в пару сантиметров глубиной, но этого было достаточно, чтобы внутренний взор их уловил. Некоторые символы казались знакомыми – не ведом перевод, но улавливается настроение.

Также под ногами было немного костей – здесь кто-то помер. Также была нора в стене, уводящая еще глубже и дальше.

Евгений выбрал сложный путь. Из стен торчали камни и кое-где были выступы. Первый шаг – упор – поупражнялся с телом. Оттолкнувшись, и не рассчитав силы, он неуклюже шлепнулся обратно. Жалкое зрелище. Зато сразу встал и решил приноровиться. Он попружинил на ногах, раскачивался, понимая равновесие, попробовал цепкость. Затем подпрыгнул раз – второй – третий. Снял помятую броню Мрака, заслуженную много раз, выкинул оружие.

Довольно скоро он полез вновь. В теле были приятные легкость и нежность; теперь мышцы трудились, но не уставали. Нечто подобное Женя уже чувствовал не раз. Только тогда это был Женя с «измененным состоянием сознания». Сейчас же это вообще был не Женя. Он даже не пытался сражаться – сила захватила его сразу. Стоит заметить, что даже если бы Евгению позволили, он вряд ли взял бы тело под контроль, боясь падения. Как-то так выходило, что «души» знали, как управлять его телом лучше него, и даже если бы он упал вновь, существенных повреждений тело бы не получило.

Безусловно, какие-то фрагменты виденного и прочувствованного души оставляли его памяти. Трудно не описать происходящее, а скорее поймать момент, который можно описать прежде, чем ситуация изменится. Среди душ не было устойчивого баланса – время от времени преобладала воля то одних, то других. Иногда большинство договаривалось, помалкивало. А иногда контроль так ослабевал, что даже Евгений на миг мог преобладать.

Руки уверенно хватались, ноги отталкивались, тело переносило центр тяжести, училось все быстрее и быстрее.

Вот показались корни деревьев – легкая радость проскользнула и исчезла. Подпрыгнув раза в два с половиной выше, чем Женя был способен, рука ухватилась за склизкий отросток. Затем другая – оттолкнулся от стены, подтянулся и полез дальше.

Голые руки и ноги уже давно должны были ободраться обо все препятствия до крови. В раны должна была залезть грязь и черт знает, что еще. Но ничего, казалось, не было – только ногти некоторые выгнулись наизнанку. Но в обычном состоянии этого месива из боли и отвращения могло хватить, чтобы вырвало. Хотя в желудке было почти пусто.

С забавой Евгений ловил фрагменты, как ловко его тело бежит по корням, на которых только птица устояла бы. Словно его тело еще и весить меньше стало.

Еще корень, еще выступ, еще десяток метров. Еще одна нора непонятно чья, ведущая в тупик. Нет здесь животных – все удрали кто куда. Даже подземные чудовища не стали бы сюда соваться. Как и чингаре.

Спустя три часа этого извращенного альпинизма Евгений вылез наружу. Только здесь они позволили себе сбавить обороты, и, завалившись, как свинья в грязюку, дико рассмеялись, чужого горла не щадя. Босыми ногами он пошел по черной, хлюпающей бяке. Когда части тела попадали на глаза, они размазывались и забывались, как во сне.

Дверь из пещеры Хаш не закрыл. Евгений толкнул ее грязной ногой и, едва появилась щель, в нос ударили запахи так называемой цивилизации. Это был пот, запах кожи в обмундировании, из столовых пахло жареным мясом и пряными специями, еще немного металлического привкуса крови, и все это деликатно сдабривал сквознячок, несущий прохладу ночной влаги. Вдохнув поглубже, и сморщившись, как кот, он улыбнулся и направился туда, где влаги больше.

Засохшая грязь мешала восприятию, органы чувств закрыло от мира. Но отлично работало зрение. Оно работало даже лучше, чем положено обычным смертным. Грубый аскетичный интерьер со скудной гаммой уже не казался таким однозначным. Плитка, которая расстраивала зрение Евгения раньше, теперь приобрела значительный объем. Его было достаточно, чтобы не знать, куда ступить и чтоб от этого упасть. Ноги проваливались сквозь выдавленные образы, не издавая звуков и пружиня. Вскоре стало понятно, что все определяется волей.