Номен Нескио - День воина. Историческая фантазия о событиях при селе Шевардино в августе 1812 года

Но только вот есть некая довольно странная, может даже тёмная история, что привиделся одному крестьянину из ополчения, который в числе многих, по осени 1812 года, был снаряжён для сбора погибших с Бородинского поля, солдат с того сражения. Да так привиделся, что крестьянин чуток умом-то и не тронулся, а после вернулся домой, испросил у барина вольную, а тот возьми да и дай ему что просил. Отправился мужик куда глаза глядят, оставив своё нехитрое хозяйство и могилу супружницы- матери двум своим сыновьям, пока не уткнулся в монастырские ворота. И так до конца дней своих заперся в том монастыре, наложив на себя обет молчания.

Но прежде, сидел на Бородине- поле тот крестьянин, на разбитом пушечном лафете, крепко задумавшись о чём-то, рассуждал, сам с собой, потягивая махорку:

– Ну ничего, ничего-о-о, братушки…. Это ничего, вот вы и дома. Покойно вам будет, не то, что этим, на чужбине.

Он слегка кивнул головой на отдельно сложенные тела убитых французских солдат.

– Смотри-ка и эти лежат. Всех, все-е-ех смертушка уравняла. Странно, а ведь и их жаль, бросил своих солдат Наполеон-то, здесь оставил. Ну а как, не тащить же их в свою Францию? Это, почитай, подале Киева будет. Далеко-о-о, очень далеко. Вот ведь и конями топтали и пахали ядрами, а земелька-то наша простит, всех примет, всех упокоит и своих и врагов. Рядышком ляжете да забудете свои распри и обиду.

Он поёжился от холодного ветра и поднял воротник своего тулупа, защищаясь от колючего снега. Посмотрел на лежащих солдат и произнёс:

– Вона, ты смотри, вроде как немцы что ли…, а може поляки. Форма не такая. Ну так поляки завсегда рады по России погулять, не скупились на русскую кровушку, а теперь вот тут лежат словно прощения просят. Учил ведь Спаситель, что надобно прощать обидчиков, а сам через то пострадал. Вот пришёл бы лучше тот Иисус до нас, ни кто бы в России не дал бы его в обиду, а уж тем более такую смерть как те немцы ему сотворили в Иерусалиме. Уж ходил бы ножками по нашей земле да говорил бы свои проповеди, а мы бы слушали да радовались, а так глядишь, что иноземные люди к нам не с оружием, а с добром бы ехали и послушать и поторговать.

Он улыбнулся от своих раздумий и даже, задремал, пока вдруг не окликнул его со спины некто, тихо так позвал и, тут же спросил:

– Эй, ты…. Как твоё имя?

Крестьянин вздрогнул и даже хотел привстать, но голос продолжил:

– Сиди, как сидел….

Ополченец замер.

– Так как твоё имя?

– Так эта…, Николай…, Почаев Николай Егоров сын. Мобилизован уездным дворянством…, вот….

– С кем ты сейчас говорил? Тут же нет ни кого.

Крестьянин развёл руками и ответил:

– Так вот, с покойными и говорил.

– С покойными?

– Ну да.

– Благодарные слушатели, – вздохнул за спиной некто, – Молчат и не перебивают….

– Так я больше для себя. С них-то уж какой спрос?

– А ты давно тут?

– Так я уж вторый раз…. Мы сюда сначала прибыли как раз перед баталией, да так в лесах и промаяли, не двинув с местов. А потом вместе с войском подались до Москвы, а там и до Тарутино. А уж посля, вот идём…, собираем товарищев своих и этних антихристов, Прости Господи грешную душу.

Он наложил на себя крестное знамение в надежде, что привидение исчезнет или испугается. Но после паузы к нему обратились вновь:

– А здесь чего один-то?

Уже несколько осмелев, Николай кивнул головой на сложенные тела и ответил:

– Дык, эти, значит последние остались. Много тут народа-то легло. Сначала в траншеи хоронили, что под редутами и флешами, а после вот, в овраг за курган свозим там, стало быть и жгут их, а пепел снова сюда вертается. Чудно.

Установилась пауза. Некто там за спиной крестьянина присел и тяжело вздохнув, произнес:

– Долго же вы шли сюда, однакось. Долго….

Видя, что может завязаться разговор, ополченец осторожно спросил:

– А позволь узнать, ты сам-то кто таков будешь? И смотреть на тебя нельзя….

Кто-то там опять вздохнул и ответил:

– Я погиб тут. Вот уж и не знаю, благодарить мне или сожалеть о том. Как тут скажешь?

– У тебя поди и фамилия есть…? Ой, то есть была….

– Иванов…, – вздохнул призрак.

– Ну да, кака ж ещё могет быть фамилия-то на Руси…. Конечно Иванов…, – сочувственно произнёс ополченец и спросил, – Наверно страшно было?

«У-у-у», задул на распев ветер. Почаев поёжился, ожидая ответа, но всё же оглянуться не решился.

– Первый бой не страшно, от того, что не знаешь, чего ждать. Страшно было когда в начале компании первое ядро прилетело и товарищи мои упали, а мы ряды сомкнули и пошли, вроде как и не было их ни когда рядом. Опустошение в душе такое и помочь нельзя им и бросить пришлось.