Борис Батыршин - Загадка тетрадигитуса

– А теперь, вспомните, как вы, уставшие, приходите домой после долгой прогулки по лесу, и опускаетесь в кресло, совершенно обессиленные. Вот так вам и надо сейчас сесть в боевую стойку – не „встать“, как Вы до сих пор пытались это делать, а именно „сесть“! Сесть, как в удобное, привычное старое кресло!

Николка вслед за Иваном старательно исполнил указание. Маэстро оглядел результат, обошёл ребят, разглядывая и, как манекены в магазине одежды, поморщился и несколькими лёгкими шлепками стека поправил стойки. Николка, получив тросточкой пониже спины – не отклячивайся! – недовольно дёрнулся, поджал губы, но смолчал. К методам Маэстро приходилось привыкать – щадить своих учеников он не собирался…

– Что ж, недурно, недурно… А теперь – выпад. Как я показывал в прошлый раз? Потянитесь рукой вперед – мягко, но уверенно, так, как будто просите милостыню у прохожего, будто всего лишь собираетесь коснуться края его одежды. А затем резко, внезапно выстрелите ногами! Ноги должны стать взрывом пороха в стволе ружья, который выбросит снаряд, руку с оружием, вперёд, к цели!

Иван как следует замахнулся, и ринулся на воображаемого противника, намереваясь пронзить того клинком. Сегодня в руках у гардемаринов – не тростинки рапир, как на обычных занятиях, а инструмент посолиднее. Матросские абордажные палаши образца 1856 года – такие рядком красовались в оружейных стойках на нашем „Корейце“ – покрытые слоем оружейного сала во избежание ржавчины и закреплённые в своих гнёздах стальными цепочками, пропущенными через эфесы. Чуть изогнутый, расширенный к острию, клинок, снабжённый выступающими рёбрами жёсткости; гарда в виде узкого щитка с дужкой, защищающей пальцы, прямая рукоять, обтянутая чёрной грубой кожей. Никакой полированной латуни и изящных долов, как на кирасирских и лейб-гусарских клинках – голая простота и функциональность настоящего боевого оружия. Палаш тяжко оттягивает руку, так и просясь в замах, словно они не в вычурно-элегантном гимнастическом зале с дубовыми панелями и веерами рапир на стенах, а на залитой кровью палубе, посреди яростной абордажной схватки…

Маэстро поморщился:

– Должен вас огорчить, молодой человек, вы выполнили никуда не годное движение. Но хуже всего то, что вместо показа укола вы сделали замах, поправ все каноны фехтовальной культуры. Извольте повторить, как я вам показывал!

Кто бы сомневался… Иван опасливо покосился на стек в руке Маэстро и снова принял стойку. Впереди был ещё час издевательств, и единственное утешение – что и прочим его однокашникам по гардемаринскому классу достаётся ничуть не меньше.

Из дневника гардемарина Ивана Семёнова.

„..Пожалуй, самое время освежить в памяти перипетии невероятной истории, что привела меня и моих товарищей по приключениям в гимнастический зал Петербургского Его Императорского Величества Морского Корпуса. И для этого придётся обратиться к дневнику.

Отец начал фиксировать свои путевые впечатления ещё во время нашего перового путешествия на Ближний Восток; я, ознакомившись с его записями, проникся и сначала делал заметки в электронном планшете. Но вскоре, по примеру отца, перешёл на местные письменные принадлежности – бумагу и перо, стальное, на деревянном черенке, которое приходится то и дело макать в стеклянную, тяжёлую чернильницу. У нас имелся некоторый запас шариковых и гелевых ручек, созданный в ту пору, когда портал между прошлым и будущим был распахнут – таскай, не хочу! Но после поступления в Морской Корпус, я столкнулся с тем, что приходится не только учиться писать, старым стилем, с ятями и фитами, но и осваивать прочно забытую в наши дни у науку чистописания- причём именно с помощью этих варварских, выматывающих душу приспособлений. Вот и стараюсь, и даже клякс уже почти не ставлю.

Задайте себе вопрос: мог ли московский старшеклассник двадцать первого века мечтать о том, чтобы надеть форму императорского гардемарина века девятнадцатого? Представлять себе это в красках, видеть во снах, даже плакать украдкой в подушку от невозможности оказаться на палубе парусного корвета "Варяг" приписанного к Корпусу, ощутить в ладонях колючую жёсткость сизале вых тросов, а под босыми пятками – выскобленные до белизны тиковые доски? Слушать трели боцманских дудок, добродушные (а порой и не очень) загибы дядек-наставников, у каждого из которых за плечами не одна "русская кругосветка"? Отстаивать "собачьи вахты", кошкой карабкаться на марсы и нащупывать ступнями ниточки пертов, стараясь добраться до нока фор-марса-рея – и не смотреть на кипящую в пятидесяти футах внизу бездну?