Владимир Сумин - Байки из Мавзолея. Проза XXI века

Питие – процесс не материальный, а духовный. А можно ли насытить дух? И о каких размерах здесь можно говорить.

Я много сказал. Я умолкаю.

Утверждают, что сильно пьющий человек за свою жизнь выпивает цистерну спирта. Может быть. Не каждому суждено подняться и воспарить.

За свою жизнь братья Трясучкины пропустили через себя по целому товарному составу. Причем каждый. И вовсе не считали свою жизнь подвигом. И, что самое удивительное, оставались живы. И не только живы и частично здоровы, но и ходили, разговаривали и могли исполнить простую незатейливую работу. И при этом не отрывались от пития.

Они действительно были родные братья. Не только по духу и занятиям, но и по крови. И фамилия у них была не Трясучкины. Если уж быть скрупулезно и педантично точным, то Трясучкиным можно было назвать только младшего – Витюху, которого действительно терзал похмельный тремор. Их истинную фамилию никто не знал, да и сами они ее, наверно, забыли. Трясучкины – так и прилипло. И никто их не звал по-другому.

Ушли они от меня довольные и просветленные.

Весь следующий день мы посвятили вождю. Выкопали яму, подсыпали песка, добавили щебня. И на хорошем основании залили фундамент из бетона.

Штыри заглубили в бетон. Вождь встал на подставке надежно и весомо.

Постамент получился низкий. Владимир Ильич в полный рост оказался вполне вровень с нами, став как бы не просто ниже, а ближе к народу. Мы его подштукатурили, подкрасили, и вождь засиял как новый.

Жена хотела на его вытянутую руку нарезать тряпичных полосок, чтобы отпугивать клевавших яблоки птиц, но я не позволил.

Когда все было готово, мы сели в тенечке на скамейку, чтобы под стрелку зеленого лучка, под теплый прямо с грядки огурчик, с черным хлебушком и солью…

Но мы не успели.

Соседка, баба Катя Опаткина, принесла два яйца и стала их чистить.

– Да мы не закусываем, – стали отнекиваться Трясучкины.

– Я не вам, – поджала губы старушка. – Птички склюют.

Она положила чищеные яйца к подножью и посоветовала:

– Ему б стопку налили!

– Да ты что! – обиделись братья. – Мы же не хороним. Мы лучше сами.

– Сами… С голосами. И что издумали?..

– Баба Катя, а прими немножко с нами. Оно вроде как праздник – человека спасли.

– А идите вы! – махнула она рукой.

И ушла. И мы снова не успели разлить. Тамара Ивановна привела женщину неопределенного возраста и мальца лет десяти.

– Принимай! – объявила мне Тамара Ивановна. – Хочет отдать сына в пионеры.

Женщина послушно закивала головой, а малец стал ковырять ногой землю.

– Так ведь пионеры… того, – растерялся я.

– А у нас и галстук есть. Во!

Женщина вытащила из-за пазухи пионерский галстук. Это был хороший, правильный галстук. Если кто помнит, галстуки шили из разного материала: из шелка – они были нарядного, ярко-оранжевого цвета, и из сатина – страшненькие, мялись, закручивались и имели в красном цвете жутковатый лиловый оттенок.

У дамы обнаружился именно шелковый галстук.

Неожиданно на помощь пришли братья Трясучкины.

– А что? – сказал Волоха, ставя бутылку на место. – И примем вместе с дедушкой Лениным. Ты клятву-то знаешь?

– Не-а! – ответил малец, кося на бутылку.

– Тогда говори за мной. Я, юный пионер Советского… Тьфу! России, торжественно клянусь…

Малец, выпучив от изумления глаза на давно знакомого ему соседа, стал послушно повторять слово в слово.

Трясучкин перечислял все замечательные дела, которые должен исполнять примерный член пионерской организации. Паренек добросовестно дублировал. Его мамка беззвучно шевелила губами, Тамара Ивановна внимательно смотрела в сторону, вслушиваясь в слова.

– И не курить, – неожиданно вставила она.

– Не курить… – эхом откликнулся будущий пионер.

– И это еще… – выкрикнула его мать. – Чтоб не пил и не воровал.

– Так ты еще и?.. – удивился я.

– Это все она, – захныкал малец, показывая на мать. – Я просил, а она не налила.

– Ну и отлил бы себе, – возразила мать, – а то упер всю бутылку.

– Ладно тебе, Надька, – успокоила ее председатель. – Он больше не будет. Не будешь?

– Не-е-е-е!.

– Торжественно клянусь! – снова вступил Трясучкин-старший.

– Торжественно… – заскулил пионер.

– Хоть бы до осени продержался, – вздохнула мать.

– А что осенью?

– Отец из тюрьмы вернется. Он хоть ремнем его наставит.

– Ты бы сама, Надька, вела себя посдержаннее, – посоветовала Тамара Ивановна, – и парень бы лучше был.