Андрей Шопперт - Колхозное строительство [СИ]

Прозвучала последняя песня и народ ломанулся в вестибюль, быстрее занимать очередь в гардероб. Быстрее домой. Что там? Диван и позавчерашний оливье. Несколько человек понесли цветы певице. Та принимала букеты, наклонившись со сцены. Пётр Германович решил поступить по-человечески. Он дошёл до лестницы, ведущей на сцену. Вика Цыганова заметила пенсионера и двинулась навстречу, помогла подняться на последнюю высокую ступеньку, подала руку. Пётр Германович протянул букет и поцеловал протянутую руку. В это время, что-то скрипнуло под потолком. Потом заскрежетало. Разогнувшись, пенсионер глянул вверх. На них падала ферма с прожекторами, сверкали искры от рвущихся проводов. Пётр Германович попытался прикрыть собой съёжившуюся певицу. Удар он почувствовал, а вот боли нет. Просто чернота. Чернота навсегда.

Плакал ребёнок. Пронзительно. Требовательно. Взахлёб. Так плачут только грудные дети. Пётр чуть потряс головой. Плач не утих, а стал ещё громче и требовательней. Какой идиот принёс во дворец грудного ребёнка? И почему его так долго не успокаивают? Что-то тёплое и приятно пахнувшее перевалилось через него. Хотя почему что-то? Перевалилась женщина, при этом тугие, налитые молоком груди прошлись по лицу. Хорошо хоть были они закрыты материалом, скорее всего льняной ночной рубашкой.

Потом босые ноги прошлёпали по линолеуму, скрипнули половицы, видно открылась дверь, так как крик стал ещё на порядок громче. Там загорелся свет и женский голос потребовал:

— Петя, поставь воду на плитку, нужно бутылочку подогреть.

Пётр Германович открыл глаза. Большая комната с высоким потолком. Громоздкий буфет в углу с блёстками хрустальной посуды. Точно не его комната. И даже люстра хрустальная? Куда это его занесло? Только, несмотря на люстру и буфет с хрусталём богатой комната не выглядела. Ни тебе висящего на стене полутораметрового смарт-ТВ, ни ламбрекенов всяких, ни встроенных зеркальных шкафов. Стол был, но явно не итальянского производства, как и стоящие вокруг этого круглого монстра стулья.

— Петя, я просила воду согреть! — потребовала женщина гораздо громче, а вслед то же самое, но на своём языке прокричал грудничок.

Пришлось вставать. Раз кричит, значит, имеет право. С первой попытки не удалось. Ноги не слушались. И острая головная боль прямо пронзила мозг. Чёрт! Чёрт! ЧЁРТ!!! Пришлось приземлиться на кровать. Та заскрежетала пружинами. Где набрали всю эту рухлядь? Что вообще происходит? Кто эта женщина? Кто этот крикливый и вонючий ребёнок? До Петра из той комнаты докатила волна амбре. Хотелось вскочить и ломануться на свежий воздух. Пришлось встать. На этот раз чуть лучше. Вдоль стенки, опираясь на неё одной рукой, он добрался до двери и выглянул из неё. Свет горел в другой комнате в конце довольно длинного и узкого коридора. С противоположной стороны этого лабиринта маячил тёмный дверной проём. Кухня, наверное, там? Всё ещё качало. Пришлось, по-прежнему опираясь одной рукой о стену, побеленную мелом, добираться чуть ли не приставными шагами. Зачем коридор мелом-то побелили, чтобы обтирать и пачкаться? Дебилы. Чем эмульсионнка не устроили или обои, да известь, наконец?

Выключатель на кухне был под стать всей остальной обстановке. Чёрный карболитовый с длинным язычком. Винтаж. У дальней стены была печь. Обычная печь, топящаяся дровами, с чугунной плитой и набором колец заслонок. Газовой плиты не было. Это что, придётся разжигать этого монстра, не скоро же он воду подогреет. Фу! Рядом с этим раритетом стояла табуретка, а на ней электроплитка с открытой спиралью. Да, ещё и самодельная. Бороздки под спираль вырублены в двух кирпичах. Мать вашу, Родину нашу! Куда он попал? Выключателя у электроплитки не имелось, зато имелся провод с такой же чёрной карболитовой вилкой.

— Включил? — донёсся приглушённый приличным расстоянием и дверью голос женщины.

— Вроде, — Пётр воткнул вилку в не менее чёрную розетку с неровно обломанным внизу местом, куда устремлялся жгут обмотанных тряпичной изолентой проводов.

— Осторожнее там, меня вчера током ударило. Когда, наконец, привезут обещанную плитку? — в проёме комнаты показалась довольно высокая блондинка в ночной рубашке в мелкий зелёный горошек с ребёнком на руках, — Уснул, вроде?

Так и подмывало спросить: "Кто ты женщина"?

— Там кастрюлька зелёная, поставь её на плитку и покарауль, чтобы локоть температуру терпел, — женщина зашла назад в комнату.