Владислав Савин - Вперед, Команданте [СИ]

– Солнышко, ты плачешь? Что с тобой?

– Ветер, глаза слезит – отвечает она – мою шляпу едва не унес!

Отвернувшись, поправляет вуаль. Войной обожженная – даже передо мной боится слабость показать. Она ведь тоже ленинградская – до войны здесь же училась в ЛГУ, здание за Кунсткамерой, «Двенадцать коллегий». А жила на Петроградке – и родители ее в Блокаду погибли. И про нее саму, наш любитель истории Сан Саныч (кап-3 Головин, на «Воронеже» был командиром БЧ-1) откопал в какой-то книжке, что в нашей истории она погибла в Белоруссии в июне сорок четвертого, трех недель не дожив до прихода наших. Стальной пытается казаться – а мне хочется ее за плечи обнять, к себе прижать, от всех невзгод защитить – но не принято здесь так, у всех на виду, вот когда в «Асторию» вернемся и детей спать уложим…

– Ты знаешь, ученые здесь решили, что наше время параллельное – говорю я – где-то там линия, с которой мы сюда попали, тут наша. Но тогда выходит, что время, это не ось, а как минимум, плоскость. А значит, на ней может быть бесконечно много прямых, или кривых. И где-то может быть линия, в которой наш «Воронеж» вернулся из того похода, ни в какую временную дыру не провалившись. А где-то линия, в которой войны не было, и ты университет закончила, вышла замуж за профессора, и гуляете вы там всей семьей по этому же месту.

Анюта молчит с минуту. Затем отвечает серьезно:

– Может быть. Но я бы туда не хотела. Тот мир будет уже не наш, понимаешь? Та иная я в нем бы жить могла – а я уже никак, и ты тоже. Если мы знаем – и уже тут все меняли. Слышала я про эту теорию – там еще говорилось, что параллельные линии связаны через вероятность событий. Если мы здесь победим, построим коммунизм – то и в том мире все случайности будут с большей вероятностью в нашем направлении выпадать. Теория не подтверждена пока – но ведь и не опровергнута, а значит возможно, так и есть. Тогда мы тут проиграть не имеем права. Потому что это потянет за собой – и другие миры, в которых будет хоть чуть, но хуже.

Ага – а еще, если линии и пересекаться могут? Не только расщепляться, но и сливаться. Вот будут ягодки, или даже арбузы-мутанты, если снова пересечемся мы, победивший СССР, и та ветка, где капитализм? Хотя они в научно-техническом отношении сильно впереди – ну так мы здесь развиваемся быстрее, догоняем. А пока, здесь нам надо не споткнуться – ничего ведь в этом мире не предрешено, и шанс есть переиграть, наши ошибки исправив. Есть вероятность, что наделаем других – но это лучше, чем знать и ничего не делать. А делается очень многое – про морской фронт я уже рассказал, но ведь и там мы вовсе не «горячую» войну проиграли. Этот мир наш – и капиталистам мы его не отдадим!

Материально-техническую базу строим успешно. Жизненный уровень советского народа повышаем. Но знаем, что одним этим ограничиваться нельзя. Вспоминаю телеящик из прошлой жизни, хотя сколько лет прошло – как какая-то звезда демократии, вроде новодворской жабы, визжит:

– Что я получила от советской власти? Панельную клетку в хрущевке, и все дешевые атрибуты – ковер на стене, мебельная стенка, хрусталь в серванте, телевизор! И ради этого, моих предков убивали в Гражданскую, раскулачивали, морили голодом, гнобили в лагерях – и заставляли верить, что вот это, светлое будущее? Когда в цивилизованных странах уже норма, два автомобиля на семью и дома с отдельной спальней у каждого!

Дура вероятно, представляла Россию до большевиков – как сплошной хруст французской булки. Вот только так, как герои романов Льва Толстого (и прочих классиков) жило лишь менее десяти процентов от населения, так что вероятность попасть в то время (как в фантастических романах) и оказаться графом Облонским, или даже Базаровым – посчитайте сами. Но никому из летописателей не был интересен быт крестьян и рабочих – и даже в «музеях деревянной архитектуры» (видел такой под Новгородом еще в той, прошлой жизни в двадцать первом веке) сохраняются избы прежде всего богатых крестьян. Очень жаль, что никто из булкоедов не увидит жилище деревенского бедняка, или рабочую казарму (в сравнении с которой сталинский барак, это пятизвездочный отель) – да, были среди фабрикантов отдельные уникумы, кто создавали для своих рабочих нормальные условия, строили хорошие дома – но большинство господ рябушинских предпочитало соорудить что подешевле, лишь бы рабсила с холоду не передохла – а если и вымрут, других наймем. А что сказали бы о «панельной клетке с коврами на стене» те, кто жили семьей в углу сырого подвала, занавеской отгородясь? В этом времени о том еще не забыли – иные из тех, кто это застали мальцами, служили здесь у меня уже в офицерских чинах, и рассказывали всякое, и мне, и другим нашим «воронежцам».