Тим Волков - Фаворит смерти [СИ]

Почему? Почему так происходит? Все, кого-то я знаю, умирают? Неужели я и в самом деле проклят?

«Это все из-за тебя! Это ты подстраиваешь смерти моим близким и знакомым!» — обратился я к костлявой.

Но та молчала.

— Максим, — Вяземский подошел ко мне. — Что можешь сказать по поводу его смерти?

Вопрос был странным.

— А что я могу сказать? — слов и в самом деле не находилось.

— Ну ты же дружил с ним. Может, что-то слышал, какие-то враги у него были? Может, конфликтовал он с кем-то?

— А откуда ты знаешь про дружбу? — переспросил я и усмехнулся. — Следил за мной? Тогда зачем спрашиваешь — лучше меня все, наверное, прекрасно знаешь.

— Не знаю, потому что не следил. Мне просто говорили доверенные мне люди. Я должен был знать что ты попал в нормальную компанию, — покачал головой отец. — Если Бартынова-младшего убили — то не просто так. Возможно, какие-то игры ведутся, о которых мне неизвестно. Надо быть готовым ко всему — еще неизвестно каким боком это выйдет нашему дому.

— Опять ты со своими политическими играми! — не выдержал я. — Причем тут вообще твой дом?!

— Успокойся! — рявкнул отец, видя, что я начинаю погружаться в истеричное злое состояние. — Поверь моему огромному опыту — когда единственный и наследный сын боярина Верхней думы умирает от рук неизвестных — это коснется всех.

— Бартынов был фаталист! Он чихать хотел на все эти клановые интриги. Они ему были не интересны. Он… он… — я задыхался от слез. — Он не боялся смерти!

— Интересны — не интересны, — хмыкнул Вяземский. — Это сейчас не важно. Важное другое — были ли у него какие-то враги?

— Не было, — буркнул я. — По крайней мере я о таких не знаю.

— Уверен? Может, он все же что-то говорил, в беседе, на учебе?

— Я устал.

— Вспомни.

— Вспомню — когда Анфису освободишь, — мне охватила холодная злость.

— Ах ты…

Я побрел прочь — слушать ругань Вяземского мне не было никакого желания.

Мертв — крутилось в голове. Как же так? Убили. За что? Что плохого он сделал? А главное кому?

Вяземский шел следом, но медленно — ему вновь позвонили по телефону и он о чем-то в полголоса говорил.

Мы вошли в дом — у меня было четкое желание как следует напиться. Но осуществиться планам было не суждено.

— Господин Вяземский! — воскликнул Нианзу, выбежавший из-за угла, словно поджидал там нас.

В голосе его отчетливо слышалась тревога.

Слуга почти бегом метнулся к нам. В руках у него был белый конверт с красной печатью на сгибе.

— Тут по спецсвязи принесли уведомление.

— Что еще за уведомление? — нахмурился отец. — Собрание будет?

Китаец пожал плечами.

— От Бартынова вроде.

— От Бартынова? — еще больше нахмурился Вяземский. — На похороны что ли приглашает? Зачем тогда спецсвязью? Еще и с пометкой «Важно! Срочно!». Странно.

Он открыл конверт и прочитал его. С каждой новой строчкой брови его все ближе и ближе смыкались у переносицы.

— Что там? — не выдержал я.

— К себе приказал явиться. Прямо домой. Еще и вместе с тобой.

— Я то ему зачем?

Вяземский не ответил. Обратился к китайцу:

— Машину. Срочно.

— Уже, господин Вяземский, подали! — кивнул китаец, указывая на главный вход.

— Пошли, — кинул мне отец.

— Подожди я переоденусь, — попросил я.

— Некогда, — ответил Вяземский и грубо схватив меня за руку, потянул к выходу. — Когда вызывает начальство, да еще и срочно, не до нарядов. Что-то случилось. И чует мое сердце что что-то нехорошее.

Как в воду глядел.

В комнате Бартынова, старшего думного боярина Верхней палаты, было темно и тихо. Траурно.

Едва мы зашли, как нас окутал табачный дым — хозяин комнаты не спеша курил сигару. Едва нос привык к дыму, как я почувствовал второй аромат — терпкий запах дорого коньяка.

Сам хозяин сидел за огромным дубовым столом, откинувшись на кожаном кресле, больше похожим на трон. Вокруг Бартынова стояли его верные слуги — аристократы разных мастей.

Вяземский заметно занервничал.

Один из спутников Бартынова подошел к нам, кивнул, показывая где следует остановиться.

Мы повиновались.

— Здравствуйте, Константин Александрович! Просили явиться по делу, — начал Вяземский, но Бартынов молчал, внимательно оглядывал меня, не соизволив даже поздороваться.

Мне стало не по себе.

Очередная струйка сизого дыма вырвалась из тонкого рта думного дворянина.

Бартынов был седым. Словно присыпанные серебряной пылью волосы идеально уложены, такая же белая бородка в стиле «ван дюк», какие-то каменные глаза, словно вырезанные из мрамора, недвижимые, не живые.