Алексей Янов - Запад-36

В деревообработке также была сильна конкуренция. В городе и посаде открылось более десяти частных лесопилок на воздушных двигателях, главным продуктом производства которых были доски и брусья. Производились не только традиционные возки, телеги, сани, но и артиллерийские лафеты. Быстро прогрессировало судостроение — от одноместных «долблёнок», до галер и дощаников. Силён был и мелкий ремесленный сектор, изготавливающий деревянную посуду, плели и вязали из коры и прутьев множество товаров — от лаптей до рогож, активно развивалось бондарное дело (бочонки, вёдра, кадушки и другие сосуды)

Но самые серьёзные изменения за последний год произошли в текстильной технике. Это радовало, особенно если принять во внимание, что изначально, в моей голове ни чертежей ткацко — прядильных машин, ни собственных знаний по этому вопросу, практически не было. Тем не менее, прорыв вперёд на несколько столетий минимум у нас, вопреки всему, свершился!

Это произошло во многом благодаря энтузиасту конструкторского дела, которым оказался обычный столяр Викентий Глинков, бежавший в Смоленск из Суздаля. Вот он — то и создал первые в мире текстильные машины — ткацкую и прядильную. Конечно, без моих «ценных указаний» не обошлось, но, тем не менее, результат был, да какой!

Глинков изобрёл что — то очень похожее на настоящую механическую ткацкую машину. Во всяком случае, он добился полной механизации всех основных операций ручного ткачества: прокидки челнока, подъема ремизного аппарата, пробоя бердом уточной нити, сматывания запасных нитей основы, удаления готовой ткани и шлихтования основы.

При этом, умудряясь параллельно работать не только над ткацким, но и над прядильным станком, где важнейшую роль играл «вытяжной аппарат». Глинков смастерил его из нескольких пар валиков, вращавшихся с различными скоростями и служивших для вытягивания и утончения поступающего в механизм волокна, обеспечивая одновременно выделку нескольких нитей на станке. Производительность машины регулировалась количеством задействованных веретен.

Как только Глинков, возглавивший проект, предъявил мне первые опытные машины, то он тут же получил денежную премию и должность — начальника «машинного цеха». Другое дело, что производительность созданных Глинковым машин была «бешенной», поэтому внедрять их в производство я не спешил, уж слишком много ремесленников оказались бы без работы. Пострадали бы и бояре связанные с этими производствами, оставшись без прибылей.

Сейчас Глинков закончил работу по «переобувки» своих машин из дерева в металл! Плюс к этому, в нагрузку лично от меня ему достались «думы» над механизацией и подготовительных процессов прядения. Главнейшими из них были кардочесальная машина, питающий прибор для подвода материала к рабочим органам машины, съемный гребень, а также воронка для снятия прочесанного волокна.

В текстильной промышленности от практики создания совместных с боярами предприятий я решил отказаться. Не хотелось подминать только под себя, целую отрасль. Собственное производство здесь я развивал больше как опытно — конструкторское, служащее в первую очередь для дальнейшего усовершенствования ткацко — прядильных машин. А уже затем эти машины я собирался начать продавать независимым от меня производителям.

Первым счастливчиком, чьё производство в рекламных целях было решено оборудовать по последнему слову техники, стал Елисей Далиборович из древнего рода смоленских бояр Вошкиных. Этот боярин самостоятельно производил ткани и полотно, выращивал лён с коноплёй, разводил овец на шерсть. Ему — то я и вознамерился продать первые образцы ткацко — прядильных машин. Обязательным условием этой сделки было приглашение бояр и независимых ремесленников (ткачей, прядильщиков) на подворье боярина и показа им работы нового текстильного оборудования. Я рассчитывал и от них начать получать заказы на эти станки, заодно предложить ремесленникам объединиться в товарищества, так как индивидуально покупку машин никто из них не потянет.

В боярской вотчиной деревне на берегу реки Ясенная, протекающей к югу от Смоленска, среди мелких домишек возвышались, словно наседка над цыплятами, двухэтажные хоромы с высоким резным крыльцом. Здесь и проживал Вошкин — один из богатейших смоленских бояр. Мы с ним были хорошо знакомы и уже не первый год, боярин состоял в торговом и мыльном паевых предприятиях.

О нашем появлении все обитатели вотчины были заранее извещены. Поэтому я и не удивился пышной встречи, устроенной непосредственно боярином вместе со всей его семьёй и челядью.