Юрий Корчевский - Тамплиер. На Святой земле

Надо возвращаться, пока его не застукали рядом с тёплым ещё трупом. Александр письмо за пазуху хотел сунуть, прореху на кожухе обнаружил, выругался. Что ему так с одеждой не везёт? Письмо определил. Труп снегом забросал. Конечно, по весне оттает, но к тому времени и вороны лицо могут поклевать, мыши погрызть, так что и не опознать.

Осмотрелся. Видны следы от сапог, но труп под снегом, как сугроб, и в глаза не бросается. Взял Ветерка под уздцы, вышел к дороге, поднялся в седло. Дело сделано, есть письменное подтверждение заговора против Дмитрия. Он толкнул коня в бока каблуками. Застоявшийся Ветерок пошёл ходко. А сзади перестук копыт. Обернулся, а за ним конь вербовщика бежит. Конь приметный, пегий, морда белая, а на лбу чёрное пятно. Александр остановился, спрыгнул с коня, подошёл к пегому коню. Тот доверчиво подпустил чужака. Саша взял его под уздцы, развернул в другую сторону, сильно ударил кулаком по крупу. Конь рванул по дороге. Другой бы не пожалел скотину, прирезал в лесу, всё же улика. Александру безвинное животное жалко было. Добежит до какого-нибудь села, прибьётся к владению, послужит новому владельцу. Далеко за полдень въехал в Муром. Сразу у прохожего спросил, где скорняка найти можно. Кожух заштопать надо аккуратно, иначе Фадей, да и другие люди внимание обратят. Скорняк оказался большим умельцем, заштопал так, что место пореза практически не видно.

Добрался до постоялого двора, Ветерка расседлал. Хотел шмыгнуть к себе в комнату, ещё раз перечитать послание к боярину, да Фадей перехватил:

– Садись, потрапезничаем. Говорил – к зазнобе, а сам конно уехал.

Ничего от Фадея не скроешь. Александр объясняться не стал, накинулся на еду. Нож вербовщика и расстегай разрезал, и яйца разбил, выкинуть пришлось, так весь день голодным был.

После ужина заперся в своей комнате, свечи зажёг, письмо боярину перечитал. Коротенькое письмецо, однако выводы из него человек толковый сделать может. То, что заговор есть, сомнений не вызывает. Свержение Дмитрия намечено на лето, и боярину советуют вывезти семью подальше от Владимира. Зачем? При смене князей, хоть удельных, хоть великих, это касается дворни, а бояр – только в плане приближения к власти, занимаемых ими постов. Мирное население, простой люд в княжестве ущерба не несут. Стало быть, предполагается, что во Владимире погромы будут, грабежи, резня. Для этого воинские силы нужны, и немалые. Ой, татарами пахнет заговор! Только у них сейчас воинов много, причём полудиких, способных залить кровью города великокняжеские, пожечь, разрушить.

Александр уже письмо запомнил до последней точки и, если оно исчезнет, наизусть повторит. И чем больше он анализировал каждое слово, тем сильнее тревога становилась. Наверняка степняки через Рязанские земли пойдут. А рязанский князь враждует с московским. Москве сильно Коломну хочется прибрать к своим рукам, уж больно удобно стоит город, на перекрёстке водном – на слиянии Москвы-реки и Оки – и торговых путей. Объединиться бы князьям рязанским и владимирским да вместе противостоять степнякам. Победить, может, не получилось бы, но, понеся потери, татары дальше бы не двинулись. А всё жажда единоличной власти мешает.

Половину ночи уснуть не мог, осознав весь масштаб грозящей Руси угрозе. Обидно, имея такие данные, не в силах повлиять на решение князей. Но всё же он попытку донести до Дмитрия Александровича свою озабоченность сделать должен.

Через три дня обоз Репьева двинулся в обратный путь, во Владимир. Купец удачно расторговался, купил товаров для Владимира, был весел, улыбался, удачливым себя считал. Александру хотелось ему сказать: забирай семью и, пока есть деньги, покупай избу подальше – в Пскове, Новгороде, Белоозере. Но нельзя язык распускать, сеять панику. А скорее всего купец и не поверит. Князья молчат, отпор не готовят, а тут какой-то простолюдин, не боярин даже, предрекает великие события. Был бы хоть блаженным при веригах, чьи пророчества зачастую сбывались.

К вечеру третьего дня, когда направо повернули от основного шляха, к Судогде, когда до деревни Ильино пару вёрст осталось, где предполагали остановиться на ночлег в постоялом дворе, от передних саней крик раздался. Фадей и Александр, ехавшие сзади, ринулись к голове обоза. Местность открытая, видно на полверсты, никто к обозу незамеченным подобраться не мог. На ходу сабли из ножен выхватили. Ёшкин кот! На лошади, что первой шла, здоровенный волк повис, вцепившись ей в шею. А со стороны берега ещё серые тени к обозу несутся. Обозные лошади забеспокоились, стали ржать, сбиваться в кучу, одни сани перевернулись от столкновения, весь товар на снег выпал. Фадей по волку саблей ударил, раз, другой, матёрый волчище на снег свалился. Зверь в крови, с лошади тоже кровь хлещет. А волки кровь учуяли, теперь без добычи не уйдут. Оголодали серые на снежную и морозную зиму, людей не испугались. Огнём бы отпугнуть, все звери огня боятся, да факелов нет. Обозники с саней пососкакивали, топоры из-под облучков достали. Фадей и Александр на волков кинулись, а те сами нападают. Один зверюга Ветерку в ногу вцепился, другой на всадника прыгнул. Волк зубами клацнул, ухватил полу полушубка. Глаза зелёные, злые, голодные. Саша ему саблю в пасть вогнал, клинок до половины вошёл. Волк на снег свалился. Александр нагнулся, саблей второму волку спину перерубил. Ветерок на дыбы поднялся. Для лошади самый страшный противник – волк. Летом они редко нападают, есть чем в лесу поживиться – зайчатиной, мышью. А зимой жрать нечего, животы подвело. Александр коня по шее погладил, успокаивая, погнал вдоль обоза. Ездовой Агафон кричит не своим голосом: