Подскакавший сотник был слегка взвинчен, его нервное напряжение передавалось коню, отчего тот переступал с ноги на ногу.
– Фёдор! Кто и что взрывает? Кто разрешил? Что здесь вообще происходит? – я сразу обрушил на сотника целый ворох вопросов.
– Великий князь срочно отъезжает! Твои пороховщики, по приказу Изяслава Мстиславича и при догляде Злыдаря, сейчас испытывают заряды, подрывая стеллажи из бревен.
У меня в голове сразу родилась еще большая прорва вопросов, но Фёдор был неумолим. Больше на мои расспросы воевода не отвечал, буквально погнав меня в княжескую резиденцию.
У въездных ворот свирского детинца толпился народ, что-то живо обсуждающий. Несмотря на снегопад, собралось его тут больше пяти сотен. В основном это были вооруженные боярские дружинники и слуги.
Воротная стража без разговоров сразу запустила нас внутрь.
Огромная толпа, не меньше чем у ворот, бояр и прочих вельмож собралась у княжеского крыльца. Князь стоял, опершись о перила, и громко вещал в это людское сборище. Мы нашим объединенным конным отрядом разместились на самых задворках, проехать во дворец сейчас было бы невозможно.
– Почему не в гриднице? – спросил я у Фёдора.
– Ближних бояр князь позже созовет, – ответил сотник, раздумывая, как бы проехать поближе к крыльцу.
Вдоль амбаров объехали людскую толчею и въехали в терем с черного хода. По указке Фёдора я разместился в гриднице на лавке. Здесь же присутствовало полсотни дружинников, которые размахивали руками и вели оживленную беседу. Похоже, и им передалось царящее вокруг нервное напряжение.
В палатах княжеского терема уже вовсю велись поспешные сборы, подготовка к отъезду была видна невооруженным взглядом. Слуги, жужжа как мухи, носились во всех направлениях, складывая в сундуки княжье добро: золото, серебро, драгоценную посуду, меха. А духовник князя, с видом необычайно задумчивым и хмурым, в свою очередь, контролировал погрузку икон.
Устроившись на лавке, в окружении своих присных, я пытался собраться с мыслями, но этого никак не получалось – за окнами гудел народ, иногда слышались громкие выкрики.
Наконец, со звонницы княжеской церкви послышался колокольный звон, и собравшаяся у крыльца публика дружно ломанулась в дворовую церковь.
А в это время в гриднице нарисовался мой давний знакомец княжеский ключник Ждан и позвал меня в трапезную. Войдя, он громко похлопал в ладоши, откуда-то выскочила служанка, низко поклонившись, она поставила на стол кубки с квасом и посудины с едой.
Я без всякого аппетита, но очень быстро поел, а потом устроился поудобней на лавке, ожидая возвращение князя. Куда собирается мой родитель, я уже успел сообразить. Изяслав Мстиславич давно, не первый год, грезит о великокняжеском киевском столе и ведет по этому поводу активную переписку с черниговским князем. А у черниговского князя – вражда с галицко-волынскими князьями. Разделяет же земли этих антагонистов Киевское княжество, во главе которого стоит князь, наш близкий родич по линии смоленских князей Ростиславичей. И в эту банку с пауками Изяслав Мстиславич, будь он неладен, похоже, намерился-таки влезть! Сейчас это хоть и не вовремя для меня и моих планов, но и не так уж сильно критично.
Я уже успел задремать, когда в горницу с шумом ввалился князь.
– На вот, чти! – с этими словами Изяслав Мстиславич с ходу достал из-за пазухи пергамент и сунул мне.
Видя, как я нахмурил лоб в попытке прочесть (ну не давалась мне местная церковно-славянская орфография, писанная без пробелов и заглавных букв, тем более я ее уже успел подзабыть, так как во всех делопроизводствах использовался современный мне русский алфавит), Изяслав Мстиславич махнул рукой и забрал у меня грамотку, повелев дежурному гридню позвать из княжеской канцелярии своего писца Федорку, а потом посредством второго дежурного сам же и отменил свое повеление. Дескать, пока неповоротливый и тучный Федорка придёт – утро настанет, а времени лишнего нет, уже ближние бояре в гриднице начинают собираться.
– Слухай, сыне, я тебе сам грамоту перескажу! Из тебя такой же чтец, что и из меня! – князь любовно свернул и спрятал послание в стоящий в углу сундук. – В общем, гонец из Чернигова прибыл, от Михаила Всеволодича, – таинственным, интригующим голосом негромко заговорил Изяслав Мстиславич. – Даниил с волынским войском девять недель Галич осаждал, хотел уже было осаду снимать, как королевич внезапно помер. Только из-за этого горожане ворота отворили и признали над собой власть Даниила Романовича.
Читать дальше