Александр Плетнёв - Углём и атомом [litres]

– Учитывая, что большинство программ и без того приказано свернуть… – буркнул Гладков, отворачивая недовольно лицо, увидев – по тропинке спешил флигель-адъютант, придерживая фуражку и что-то уставно болтающееся в ножнах.

Топот услышал и Николай, обернувшись, остановился.

Лицо офицера «кричало» о срочности доклада, запыхавшись, он отбарабанил весь ритуал обращения к монаршей особе, перейдя к сути:

– Сообщение из Порт-Артура! Генерал-адъютант Авелан говорит «срочно!».

– Пойдемте, просто так Федор Карлович беспокоить не станет, – озабоченно бросил Николай собеседнику, направляясь к зданию, где размещался узел связи, как и общий штаб.

Даже спеша монарх умудрялся сохранять степенность походки.

– Английская сторона уж очень навязчиво интересуется здоровьем наследника Алексея, – Николай вдруг сменил тему. При этом «тему», которую ни разу не затрагивал в разговорах с Гладковым.

– Это лишь говорит о том, что они однозначно знают о «мине», заложенной под ваше престолонаследие.

– Наталья Владимировна уверяет, что при соблюдении определенных режимных условий и медицинской профилактики симптомы можно… м-м-м, коагулировать. Он сможет полноценно жить, – царь-отец горько усмехнулся, – замечательный малыш.

Александр Алфеевич оставался в вежливом молчании.

– Гордясь своими детьми как продолжателями дела, мы тем самым будто расписываемся в собственной смертности, – вдруг поделился откровением Николай.

И со всей серьезностью показал, что весь этот его разговор имеет четкую направленность:

– Несомненно, мы заявляем и любым образом даем понять, что мальчик здоров. Это к теме «вожака стаи» – народ ни в коем случае не должен знать о слабой крови наследника царского рода.

«Ого! – удивился Александр Алфеевич, всегда считавший Романова немного “травоядным”, – Действительно альфасамцовость в нем прорезалась, что ль?»

Но вслух лишь сказал устало:

– Ну, вы-то здоровых детей мужского пола иметь не сможете. От этой жены. Алексею… ему до наследников еще дожить надо.

Император на это замечание лишь вспыхнул глазами:

– Есть мнение, что мы вообще поторопились! Поторопились афишировать некоторыми медицинскими «изобретениями» госпожи Богдановой. Британцам не с руки кричать о Королевском генетическом изъяне, но исследования с группами крови нашим «профессором в юбке» дадут пищу для догадок.

– Ее медицинские программы тоже свернут? – Гладков увидел, что они практически пришли – у входа в здание уже вытянулся караул.

Заметил и монарх, останавливаясь с намереньем довершить приватный разговор:

– Кое в чем ей придется поступиться. Пока. Сейчас ученые светила к ее новаторствам особенно пессимистичны, так что на этой стадии дискредитировать некоторые преждевременные труды весьма легко… надеюсь, погубив интерес к исследованиям и других медикусов. И тут дело не только в моих личных интересах и интересах царского рода. Грядет мировая война. Давать в руки противнику медицинские знания, которые на порядки сократят его потери среди раненых в военных госпиталях, мы не имеем права! – и резко оборвал, дав понять, что тема исчерпана, повернулся, направляясь в здание штаба.

Гладков чуть замешкался, изумившись очередным «ого!», подумав, глядя на прямую фигуру в военной шинели, которой лихо откозыряли бравые караульные:

«А мы, оказывается, умеем быть практично жестокими!»

Всегда честно считавший «последнего Романова на троне» не просто мягким, а едва ли не мямлей, профукавшим Империю, Алфеич вдруг понял, что… вот лично он, каперанг некогда Краснознаменного флота, чуть прихвативший штабным полковником ублюдочные ельцинские времена, ни разу не послал своих подчиненных на смерть. Как и ни разу не отдавал приказа – убивать. Ну, вот не довелось…

«В отличие от этого, несомненно, трагичного в истории России человека. Которому придется еще не раз…»

После того как пути «Ямала» и «Арктической эскадры» разошлись, возможность дальней связи с Рожественским, естественно, была утеряна. Сам управляющий Морскими делами империи Федор Карлович Авелан теперь мог бы перебраться в свой кабинет – в министерство на Сенатской, оттуда и отслеживать развитие событий на Дальнем Востоке. Однако предпочел остаться на новом месте, в основном удерживаемый «невыездными» из Села «ямаловскими» материалами по перспективам развития флота, поскольку по долгу службы занимался еще и этими вопросами.