Константин Радов - Жизнь и деяния графа Александра Читтано. Книга 5

Такого рода мелкие погрешности в изобилии рассеяны по всему тексту. Нет нужды перечислять их здесь: интересующиеся могут обратиться к общеизвестному англоязычному труду доктора Уильяма Воротынского. Для нас важнее другое. Имеются темы, которые мемуарист упоминает — но затем они полностью исчезают из поля зрения. Часть из них военно-технического характера, часть относится к химии или механике. Здесь трудно найти закономерность: Читтанов не делает ни малейшей тайны из технологии сверления артиллерийских орудий, оказавшей, согласно общему мнению, значительное влияние на военное дело второй половины восемнадцатого столетия, и явно замалчивает опыты по применению триоксигенхлоркалиевой соли для ударного воспламенения зарядов, не имевшие большого успеха. Первую попытку ввести новый способ в употребление изобретатель предпринял сразу, как поступил на русскую службу; практика заставила отвергнуть его, как ненадежный. Но упрямец продолжал бесплодно тратить ресурсы на заведомо бесперспективные исследования. Впоследствии он втянул в эти работы Шуваловых и близкого к ним Ломоносова, что вряд ли следует приветствовать. Великий ученый мог бы заняться чем-нибудь более полезным. Хуже всего, что работы держали в полной тайне; приоритет России в этой области не был зафиксирован, а весь цивилизованный мир оказался лишен значительных выгод — вплоть до открытий, сделанных в Англии, Франции и Швеции уже после середины века.

Аналогичный подход мы можем наблюдать в ряде других отраслей, связанных с военными либо промышленными инновациями. Секретность (тем более бессмысленная, что записки не предназначались для немедленной публикации) всецело зависит от субъективного мнения Читтанова о важности утаиваемых технологий и опасности перехвата их возможными конкурентами. Представления эти во многих случаях оказались ошибочными. В то же время, сохранить в секрете действительно значимые нововведения русской армии не удалось: перешедший на прусскую службу генерал Джеймс Кейт убедил Фридриха Великого заимствовать некоторые из них. В артиллерии — мобильные батареи, способные маневрировать в ходе сражения; в пехоте — отряды метких стрелков с нарезными штуцерами; для охраны здоровья солдат — комплекс мер, разработанный Читтановым после Прутского похода. Доведенные с немецкой аккуратностью до совершенства, эти прогрессивные изменения позволили небольшому королевству держаться целых восемь лет против соединенных сил всей континентальной Европы.

Не в меньшей степени «фигуры умолчания» затемняют историю совершенствования паровых машин. Уже, вроде, высказался Александр Иванович о безусловном преимуществе английской инженерно-конструкторской школы… Так нет, продолжил тратить немалые средства на параллельные изыскания в России! При этом, совсем не спешил делиться результатами со всем просвещенным человечеством. Вопреки мнению восторженных апологетов нашего автора, считающих, что он существенно ускорил научное и промышленное развитие мира, здесь можно говорить о политике узкой и своекорыстной.

И совсем уже густой мрак царит в сфере силовой и агентурной поддержки коммерческих операций. Известно, какими методами сколачивалась читтановская торгово-промышленная империя. Торговый агент в Льеже Гийом ван Хорн, поставивший под сомнение имущественные права прежнего хозяина после бегства его в Англию, сгорел в своем доме с женою и маленькими детьми. Ушедший из Компании капитан Альфонсо Морелли не прожил и года в отставке: тоже погиб насильственной смертью, вместе с семьей. Случайность? Не думаю! Найдутся и другие похожие случаи. Хотя прямых доказательств причастности к ним графа и его частной секретной службы вроде бы нет, подозрения продолжают иметь место. Некоторые историки идут дальше. Скажем, член-корреспондент Британской Гуманитарной академии Х. Й. Носенко выдвинул гипотезу, что смерть двух российских императриц: Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны, — тоже не была естественной. Глубокоуважаемый Христиан Йозефович утверждает, что в семейном архиве Виндзоров есть документы, подтверждающие эту версию, которые, однако, не могут быть сделаны достоянием гласности. По мнению авторитетного исследователя, вклад русского венецианца в становление южноитальянской мафии и неаполитанской каморры на порядок больше, нежели в научно-технический прогресс.

При всей спорности подобных (возможно, слишком смелых) предположений, за ними кроется одна безусловная истина. Апологеты Читтанова, изображающие его возвышенным интеллектуалом и гуманистом, упускают из виду другую, темную сторону этой многообразной личности. Кстати, мемуарист ничуть не стесняется открыто рассуждать о своих преступных желаниях относительно царствующих особ, как можно видеть из его записок. А в одном из писем Вольтеру говорит: «Скоро в наших бренных останках будут копошиться могильные черви, а в наших бумагах — ученые педанты, за всю свою жалкую жизнь не убившие ни единого врага». Как будто незапятнанность рук чужою кровью представляет в его глазах тяжкий порок!