Геннадий Марченко - Выживший. Чистилище

— Лучше бы я весь рожок в них выпустил, да там бы и полег, — с бессильной злобой говорил сержант Рюмин, глядя в одну точку остекленевшим взглядом. — Не хочу подыхать вот так, с перерезанной глоткой.

После одной из таких казней меня, уже более-менее оправившегося от раны, и как раз этого сержанта повели закапывать очередной обезглавленный труп. Мы же его и тащили — я ухватил тело подмышки, а Рюмин за ноги. Лопаты нам вручили уже на месте захоронения.

Лопаты были штыковыми, и заточены прилично, а учитывая, что у меня имелись кое-какие навыки владения разными видами холодного оружия, я управился без лишнего шума. Слишком уж самонадеянными оказались наши конвоиры. А затем мы с Рюминым, вооруженные трофейными автоматами, вернулись к стоявшему на отшибе аула сараю и выкосили немногочисленную охрану. С одним, впрочем, раненым мною в бедро, я немного пообщался. Выяснилось, что полковник Ивановский давно уже сотрудничает с полевыми командирами, и за то предательство с блок-постом получил на свой заграничный счет 5 тысяч «зеленью». Выслушав показания, я, сильно не заморачиваясь, прирезал боевика так же, как он резал наших парней. Разве что голову оставил на месте. Не тащить же этого калеку по горам в качестве живого свидетеля.

Ну а освобождать пришлось только двоих — остальных к тому моменту чехи уже пустили в расход. Вот так, вчетвером, мы ударились в бега, и спустя два дня блужданий по горам вышли к Аргуну. В тот аул на следующий день отправился хорошо экипированный отряд, а насчет предателя доложили куда следует, надеясь на справедливое расследование. Каково же было мое удивление, когда через месяц в списке награжденных боевыми орденами и медалями я обнаружил фамилию полковника Ивановского! После этого я понял, что не хочу иметь никакого дела с армией, которой командуют продажные полковники и генералы, и уволился на гражданку.

И вот сейчас я вглядывался в лица тех, кто были современниками моих деда и прадеда, и видел в их глазах безнадегу. За редким исключением — эти люди еще надеялись, что все с ними произошедшее в последние дни — всего лишь ошибка. Что ТАМ разберутся и отпустят, да еще, возможно, принесут извинения.

— Опа, новенький, — крикнул кто-то из задних рядов.

Лица практически у всех равнодушные, лишь некоторые посмотрели в мою сторону заинтересовано.

— Здорово всем! — сказал я, вспомнив нейтральное приветствие из когда-то прочитанного о правилах поведения новичков в камере.

— И тебе не хворать, — ответил протиснувшийся вперед чуть прихрамывающий невысокий мужичок в потрепанном пиджачишке. — Тебя как кликать-то, бедолага?

— Ефим. Ефим Сорокин.

— А меня можешь звать Костыль. И какую статью шьют?

— Без понятия. Предлагают записаться в шпионы.

— Ха, да тут полкамеры «шпионов» и «диверсантов», а остальные враги народы, — растянул в улыбке щербатый рот уголовник, в каковые я его сразу же записал. — А любопытный у тебя прикид, не по-нашему вон на штанах написано. Дипломат что ли?

Хм, интересный вопрос. Можно и дипломатом прикинуться, только как долго смогу косить под работника заграничного посольства или консульства. А ну вдруг в этой толпе кто языками владеет, устроит мне экзамен? Я-то сам по-английски с пятого на десятое могу общаться, но на дипломата такой уровень не тянет. С остальными языками и вовсе беда. Сказать, что был частным предпринимателем, барыгой? В эти годы барыгой можно было быть лишь подпольно, золотые времена НЭПа уже прошли, насколько я помнил. А может, прикинуться каким-нибудь спортинструктором?

— Че молчишь-то, Ефим Сорокин?

— Инструктором РККА был по рукопашному бою.

— Типа вроде как драться умеешь? — ощерился Костыль.

— Типа вроде как.

— А что, может, проверим?

— Рискнешь? — криво ухмыльнулся я в эту наглую уголовную морду.

— А че, ты меня за фраера что ли держишь?

И Костыль бесцеремонно схватил меня за отворот майки. Вернее, попытался схватить, потому как я его руку перехватил и, недолго думая, заломил запястье, заставив слишком любопытного подследственного с перекошенной от боли рожей присесть на корточки.

— Никогда. Так. Больше. Не делай.

— Понял, бля, понял!.. Отпусти, бля, больно!

Я отпустил запястье, и увидел, что на освободившееся пространство выперлись трое нехилых таких «жильцов», габаритами мало уступающие подручным Шляхмана.

— Сссука! — просипел Костыль, держась за запястье. — Ну все, хана тебе, инструктор.

— Ну-ка заканчивай, Костыль, свое представление.